— Да бросьте вы, сэр, стащить их вам все равно не удастся. Если эти штуки вам так уж нужны, я готов отдать их сам.
Вместо ответа Паркин вдруг отпустил кандалы, и Эллисон упал на спину, крепко ударившись головой о палубу. Глазки Паркина просто засияли от удовольствия, когда Эллисон с трудом сел, потирая голову. Лейтенант снова велел молодому матросу вытянуть руки, но на этот раз Эллисон приготовился, и когда Паркин отпустил кандалы, тот упал на бок.
— Очко в мою пользу, сэр, — усмехнулся он.
Лейтенант тяжело дышал от возбуждения. Он не мог вынести, чтобы простой матрос и к тому же мятежник разговаривал с ним таким образом.
— Лечь! — приказал он.
Эллисон лег и снова вытянул руки вверх, но лейтенант изо всех сил ударил его ногою в бок.
— Я научу тебя, как нужно разговаривать с офицером, — проговорил он своим тоненьким голоском. Наблюдавший за этой сценой оружейник не сдержался и воскликнул:
— Боже мой, сэр!
По счастью, Паркин стоял неподалеку от Моррисона, и тот неожиданно нанес ему обеими руками такой удар, что лейтенант отлетел в мою сторону. Едва успев замахнуться, я хватил его так, что он растянулся во весь рост и ударился затылком об один из рым-болтов. Медленно поднявшись, он молча оглядел нас и обратился к оружейнику:
— Можете идти, Джексон, я справлюсь сам.
Оружейник полез вверх по трапу, а Паркин, подойдя к державшему за бок Эллисону, заговорил:
— Я мог бы запороть вас за это насмерть, собаки. Но я хочу увидеть, как вы будете болтаться в петле, запомните, болтаться в петле!
Произнеся эти слова, он вскарабкался по трапу и вылез наружу.
Когда мы остались одни, Моррисон рассказал, что его шхуна успела дойти лишь до ближайшего острова, когда появился катер с «Пандоры» и их троих взяли в плен. Остальные, видимо, появятся позже, так как в тот момент на шхуне их не было. Так оно и случилось. Теперь у нас в арестантской было уже вовсе не так уж просторно: вдоль одной стены лежали восемь человек, напротив них — шесть. Я помещался в углу, у самого борта и через некоторое время обнаружил, что мое место имеет важное достоинство: в одной из досок обшивки был высохший сучок, который с помощью Джеймса Гуда мне удалось вытащить. В образовавшееся отверстие я мог наблюдать за бухтой и далеким берегом Порою, когда течение немного разворачивало «Пандору», мне даже был виден дом Стюарта.
Однажды утром, когда я смотрел в глазок, Маспратт, лежавший рядом со мною, издал предостерегающий возглас. Едва я успел вставить сучок на место, как люк отворился и по трапу спустился профос, а за ним Эдвардс. В тюрьме нашей не убирали ни разу, и о том, что она собою представляла, скажу лишь одно уже несколько дней четырнадцать прикованных к месту мужчин справляли в этом небольшом помещении свою природную нужду. В нижней ступеньки Эдвардс остановился:
— Профос, почему здесь такая мерзкая грязь?
— Мистер Паркин приказал убирать здесь только раз в неделю, сэр!
— Немедленно помыть и об исполнении доложить.
— Слушаюсь, сэр.
Нам немедля выдали швабры и стали носить ведрами морскую воду. Передавая швабры друг другу, мы тщательно вымыли помещение, после чего стали мыться сами. Чистота повлияла на нас чудотворно. Кое кто даже начал петь и насвистывать, однако вскоре веселье было прервано коротким приказом профоса, который спустился в арестантскую на этот раз с доктором Гамильтоном. Тот принялся нас осматривать и, дойдя до Маспратта, произнес, указывая на крупный фурункул, украшавший колено матроса:
ebooksa