Боги в тропиках. Религиозные культы Антильских островов

22
18
20
22
24
26
28
30
Папа Легба, открой нам загородку, аго, йе! Антибон-Легба, открой нам загородку, чтоб мы могли войти. Мы войдем, чтобы возблагодарить божество. Папа Легба, владыка трех перекрестков, Владыка трех дорог, владыка трех каналов, Открой нам загородку, чтоб мы могли войти. Мы войдем, чтобы возблагодарить божество.

Когда Легба снисходит на одного из молящихся, унган вновь очерчивает на земле магический круг, водружает в центре его зажженную свечу и обращается к Легба с приветствием.

Указывая на корзину из ивовых прутьев, привязанную к митану, унган говорит Легба:

— Вот сума с едой, она понадобится тебе на обратном пути. Ничего не забыто: початки жареной кукурузы, облитые патокой и оливковым маслом, солонина, сладкие пироги и ликер, чтобы ты мог утолить жажду.

— Спасибо, — отвечает божество устами своей «лошади», — спасибо за пищу и питье. Вижу, что засуха ввергла вас в беду, но это пройдет, это изменится. Путь добра и зла перекрещивается. Я, Легба, владыка этого перекрестка. Я сделаю так, что мои сыновья негры выйдут на счастливую дорогу. Они покинут тропу нищеты.

Унган подает знак, и раздается прерывистая дробь барабанов. Разрастаясь, она переходит в оглушающий треск, бушующий в ночи. Общая песнь взвивается ввысь, увлекаемые древним ритмом крестьяне пускаются в пляс. Подогнув колени и раскинув руки, они движениями выражают свою мольбу:

Легба, дай увидеть это! Легба, знай, нас двое!

Прислужники унгана кружатся вокруг митана, и белая пена их одеяний смешивается с колышущейся синей волной крестьянских одежд.

Унган встряхивает ритуальной погремушкой. Барабаны стихают. В центре магического круга ла-плас расстилает белую салфетку и кладет на нее огненно-рыжего петуха, дабы связать все сверхъестественные силы в один узел из крови и перьев.

Унган хватает петуха и потрясает им над головами молящихся. Затем он сильным рывком отрывает ему голову и размахивает туловищем на все четыре стороны.

Пляски воду

— Абобо! — поют его помощники.

Уиган повторяет свое движение и окропляет землю тремя каплями крови.

«Истекайте кровью, истекайте кровью, истекайте кровью», — поют крестьяне.

В неистовом порыве унси пляшут и поют вокруг принесенной в жертву птицы и, описывая вокруг петуха круги, горстями вырывают из него перья, пока совсем не ощиплют его. Унган развевает перья петуха вокруг столба, вновь очерчивает новый круг и водружает в центре зажженную свечу.

Ощипанный петух, ставший в результате жертвенной смерти «кокло» — божьим петухом, будет сварен без чеснока и сала и съеден в честь могучего и всесильного Легба…{66}

Важное место в водуистском культе занимают погребальные церемонии. Описание одной из таких церемоний погребения Тонтона-Пьера, служителя Ти-Данги, бога ребенка, которой руководит унган Буа-д’Орм, мы находим в романе «Деревья-музыканты» Жака Стефена Алексиса.

«Главный жрец вошел в Дом мертвых, завешанный внутри белыми простынями. За ним следовал хор унси, затем шли другие посвященные, принадлежавшие к семейству покойного. На полу помещения был приготовлен прибор Тонтона-Пьера, а рядом расставлены бутылки оршада и ритуальные блюда с маньокой, маисом, плодами иньяма, бататами, мясом, лепешками, леденцами. Сосуд Ти-Данги, перевязанный белой лентой, занимал почетное место посреди комнаты, а в огромном продолговатом „погребальном котле“ блестела переливчатым блеском беловатая жидкость, в которую опущены были две ветки „кружевного дерева“.

Началось символическое погребение Тонтона-Пьера… Буа-д’Орму предстояло освободить от телесной оболочки „владыку“ покойника — лоаса Ти-Данги.

Процессия обошла Дом мертвых. Двое мужчин вынесли в перистиль „погребальный котел“, и Буа-д’Орм направился к ограде святилища в сопровождении остальных верующих. Старик нес большую белую скатерть. Чуть слышно шагая, люди двигались вслед за главным жрецом, который шел слегка покачиваясь. Дойдя до деревьев-жертвенников, он опустился на колени и расстелил на земле скатерть. Родственники покойного выстроились полукругом за оградой. Буа-д’Орм выпрямился… Послышались скорбные молящие звуки ритуального гимна.

В трансе

Буа-д’Орм медленно качал головой, наблюдая за собравшимися. По ту сторону дороги рос священный орешник, протягивая тонкие ветви навстречу ночи. Придет ли изумрудная змея, богиня, обитающая в этом чудесном кустарнике? Явится ли она своим детям? Главный жрец стал взывать к ней: