Я, Шерлок Холмс, и мой грандиозный провал

22
18
20
22
24
26
28
30

Я быстро вошел в свою комнату и стал искать шляпу. Неожиданно я обнаружил, что оставил в гостиной свою трубку. Эта привычка оставлять ее там, где я закончил курить, проявлялась и вне домашней обстановки.

Я прошел коридор и снова оказался в комнате, которую оставил лишь пять минут назад. Оконная рама была поднята доверху, но сигаретный дым продолжал стоять в воздухе плотным туманом. В мои планы не входило здесь на чем-либо задерживаться, но, увидев Элен, я застыл на месте.

Она сидела спиной ко мне у чайного стола, опершись на него локтями и закрыв ладонями лицо. На несколько секунд я подумал, что она плачет, но потом понял, что это не так. Она, как всегда, не плакала, но ее мучения, о которых мне ничего не было известно, искали выхода. В ее неподвижной фигуре была такая скорбная надломленность, какую едва кто-то мог представить, такая безысходность, которая заставила мое сердце сжаться от сострадания и тоски. Ее сильная, несгибаемая натура, способная идти через все и все принимать, готовая приносить жертвы и, если нужно, проламывать дорогу, теперь вдруг обнаружила свою внутреннюю хрупкость, как будто в блестящем, неуязвимом камне из самого центра потекла сетка еле заметных, но вполне реальных трещин. Как остро я мог чувствовать этот островок боли внутри нее! Как хорошо я теперь видел его разрушающую мощь! Ее несчастье, столь далекое для меня, было в то же время удивительно близко словно, увидев эти сжавшиеся плечи, я взял на себя один из его жгучих потоков.

— Я уже открыла окно, Келистон, — сказала Элен, не отнимая рук от лица. — Принесите кофе и побыстрее…

Может быть, потому что я никогда не был по-настоящему нежен и мягок с ней, я теперь вдруг почувствовал жгучий прилив горечи и ласки. Эти смешавшиеся чувства не давали мне сделать вдоха, и мне стало до боли обидно, что я не в силах хоть как-то помочь женщине, которую люблю. Я подошел к ней и осторожно положил руки на ее плечи.

Элен чуть вздрогнула, отняла ладони от лица и посмотрела на одну из моих рук.

— О, это вы! — выдохнула она. — Боже мой! Как вы меня напугали!

— Простите, ради бога. Я не хотел этого.

Она положила свою ладонь на мою руку. Я ощутил всю нежность этого прикосновения, и через секунду наши пальцы переплелись. Еще через миг я опомнился и превратил эту слабость в успокоительное рукопожатие.

Я сел напротив Элен, подвинув стул поближе к ней. Она подняла глаза. Они были ясными и совершенно сухими. Я снова подумал о том, что могло бы заставить ее плакать, не скрывая слез, что могло бы вызвать в ней не гнев или улыбку, не злость или смех, а именно слезы? Если ни смерть близкого человека, ни чудовищное обвинение, ни людская молва, ни груз невыносимой тайны не способны на это, то что другое могло бы лишить Элен ее привычной силы и стойкости?

— Мисс Лайджест, — начал я и заметил, как в глубине ее синих глаз что-то дрогнуло от этих слов, возможно, от их официальности, — вы можете выслушать меня или мне уйти?

Она кивнула, очевидно, выбрав первое.

— Хорошо. Мисс Лайджест, когда я лишь догадываюсь о ваших страданиях, я не могу заговаривать об этом без вашего согласия. Но когда я застаю вас в таком состоянии, которое красноречиво говорит о силе ваших мучений, я не могу притворяться, что ничего не вижу! Вы понимаете?

Она снова кивнула.

— Теперь, когда Гриффит Флой вернулся, дела пойдут значительно быстрее, и мы должны быть готовы действовать в любую минуту. Результат дела зависит и от вас, мисс Лайджест, от вашего состояния и готовности бороться за свою свободу.

— Да, я понимаю, мистер Холмс… Я все понимаю!

— Если вы не готовы рассказать мне о том, что на самом деле происходит с вами, я не буду настаивать, но я должен иметь возможность убеждаться, что вы в состоянии помогать мне.

— Я по-прежнему готова делать все, что вы скажете. Ничего не изменилось!

— Не изменилось? И поэтому вы сидели тут, закрыв лицо руками? Вы не находите, что у вас не слишком получается что-то скрывать от меня?

— Что ж, возможно, вы правы. Дело в том, что я… я вдруг почувствовала всю тяжесть своего положения.