Ничего не изменить

– Нормально примут, советские люди, тем более моряки – шкипер без сомнения махнул рукой и спрятал карту, доставая галеты – Им сейчас любые руки и головы нужны, дел полон рот.

– Вот и я об то, что ртов много – все ещё хмурясь, дозорный посмотрел на Смутьянова – Как бы не выперли нас. А то ещё лучше, не пустят просто и все. Как им знать, может мы заразные какие, как белые те?

– Да, небось проверяют, не без этого, но кронштадцы люди надежные, серьёзные, насчет этого не боись. Город закрытый, военный, морской, все у них есть – у меня моряк как-то руку повредил, так его отправили в ВМГ лечиться. Выправили! Дослужил нормально.

– ВМГ – это что такое? – удивился дозорный.

– ВМГ – это военно-морской госпиталь города Кронштадта. Старый-старый! Говорят, ещё указом Петра Первого заложен, в войну чего только не пережил, но выстоял. Крепость! И люди там такие же.

– Ну, ежели так, то действительно. Только беспокойно мне как-то, не радует меня эта остановка. Равно что зима, все равно придется куда-то прибиваться.

– Да, зима никого не помилует, тут головой надо думать – шкипер нахмурился, откусил галету и протянул ещё одну дозорному.

Ехали быстро, уже приближаясь к границе. Контроля, скорее всего, никакого не было, но на стороже нужно было быть. Нарва. Был ли там удар? Уже и не выяснить. Виктор поделился опасениями с Смутьяновым и они сделали привал за километр, сделав замеры и надев защиту. Поцарапанное стекло противогаза стало уже привычным взглядом на мир. Мир, в котором им не рады.

Подъехали медленно к КПП. В голове у шкипера промелькнула мысль, что стоит прочесать здания на предмет оружия и припасов, конфиската, но развернувшаяся картина уничтожила даже даже сомнение, что дело того не стоит. Виктор увидел как дозорному стало плохо и придержал слабеющей рукой руль, выравнивая машину. Такого не было даже в Латвии.

Грязной черно-бурой линией лежала река, разделяя две страны. Над ней возвышался мост, полностью забитый не машинами, бронетехникой, а человеческими телами. Вячеслава чуть не стошнило и пришлось дернуть ручник. Немыми горами справа и слева над рекой возвышались древние крепостные стены – памятники человеческим войнам, слепые свидетели кровавых рек. Они созерцали тоже ужасное зрелище, что и всегда, но камни не могли кричать, в отличие от двух старых мужчин, ставших очевидцами этой чудовищной картины. Рассудок Виктора помутился.

Очнулся он лишь тогда, когда фильтр противогаза погнулся и он начал задыхаться. Рядом спал Симонов, прижавший к груди старую икону. Ватными руками шкипер распахнул дверь, открыл багажник, забрал мешок и направился через мост. Подойдя к перилам, он отшатнулся и бросился к машине. Растолкав дозорного, он взвалил его на себя и практически поволок через мост, стараясь обходить тела.

– Из не смотри! – прорычал он через маску противогаза. Симонов кивнул и пошел своими ногами, не отпуская иконы. Там, внизу, под мостом смерти, в реке между двух крепостей, плыли тела людей. Много. Нескончаемым потоком, как в жутком фильме, они совершали свой последний путь – к морю. Потому вода была серо-бурой, грязной от людских тел. Но вода не кричит, как и камни. Она лишь принимает в себя тех, кто был убит клинком на крепостной стене и тех, кого убил человеческий военный гений.

Мост прошли словно в бреду. Моряки остановились лишь в далеко на другой стороне, уйдя в глубь пограничного поселка. Симонов останавливался отдышаться, а Смутьянов, хоть и устал больше, продолжал идти. Вперед и вперед, слепо, как можно дальше отсюда.

Он никогда не забудет этой чудовищной демонстрации самого важного для человеческого существа инстинкта – инстинкта самосохранения. Рваная плоть, красные зубы мертвецов, ошметки одежды, торчащие из погибших ножи и топоры, расколотые черепа детей… он никогда этого не забудет. Великий урок природы, которая влила в открытую человеческую душу страх и способ спасения. Любые средства, любые возможности и никакой морали. Этих людей убили не взрывы или химическое оружие. Ни пограничники, лежавшие у начала моста, истерзанными тлеющими ошметками. Просто ни один из этих людей не перешел мост.

– Итя! Ой! – он услышал окрик сзади и остановился. Шкипер упал на асфальт, стянул противогаз и часто, как собака, задышал. Над ним склонился дозорный, достал бутылку и напоил моряка. Сел рядом, на асфальте, стянув противогаз и положил голову товарища себе на ноги. Два старика на пустынной дороге, без сил и средства передвижения. Их ничего не заботило больше. Каждая такая встреча со смертью давалась им очень тяжело, словно мертвые забирали из них частицу света, добра, жизни. Оставалось совсем не много.

– Витя… Они сами друг-друга? – дозорный промокнул глаза резиновой перчаткой.

– Да. Мост никто не перешел. И снизу никто не добрался. Некуда им бежать было, Слав. И незачем уже – Виктор смотрел в серое осеннее небо и глубоко дышал.

– А мы куда идем? – закрыв лицо руками, Симонов лег на асфальт.

– Не знаю, Слав. Идем куда-то. Может и Кронштадта нет. Может мы умерли давно и попали в ад. Не знаю.

Восстановив силы, Виктор поднялся на ноги и подал руку товарищу. Смутьянов достал дозиметр, сделал замер, сверился с картой и пошагал по дороге. Следом за ним пошел дозорный. Через десять минут нервы у него не выдержали и Смутьянов ощутил сильный рывок за плечо.