Тайна «Утеса»

22
18
20
22
24
26
28
30

— Капитан Брук, Стелла уже не ребенок, и я не могу обращаться с ней, как с ребенком. Мы говорили вам, что запретили ей приходить сюда, пока в доме продолжают происходить странные вещи. Но если ей нужна моя дружба, она может на нее рассчитывать. Дружбой я не торгую.

Мы все встали. Капитан был явно обескуражен. Наверно, решение прийти к нам и пообещать тысячу фунтов за освобождение Стеллы от дурного влияния, стоило ему больших душевных мук. И вдруг его предложение отвергли. Он выложил свои козыри на стол, больше крыть ему было нечем.

Капитан повернулся ко мне чуть ли не с умоляющим видом:

— Вы поддерживаете эту… эту сентиментальную точку зрения?

— Разумеется.

Он осмотрелся, словно ждал помощи от окружающих его стен. Задержался взглядом на камине, карнизах, окнах и двери, будто не в силах поверить, что дом, где жила его дочь, не сулит ему больше утешения Потом, тяжело ступая, пересек холл и вышел на крыльцо. Перед уходом он обратился к нам:

— Вы вынуждаете меня услать Стеллу отсюда… Вынуждаете, — повторил он медленно, словно сам хотел привыкнуть к этой мысли, — отправить Стеллу прочь из дома.

Капитан взобрался в коляску и уехал, не попрощавшись, даже не взглянув на нас, погруженный в свои горькие мысли.

Я не мог на него сердиться.

— Господи! — воскликнул я. — Мне его жаль! Он больной человек. Если он отправит Стеллу за границу, ему не перенести разлуки с ней. Он ее больше не увидит.

— Сколько людей страдает от этой истории, — сокрушенно покачала головой Памела. — Мне всех жалко. И себя тоже.

Она закусила губу и бегом бросилась в дом.

Глава XIV

СОКРОВИЩА КАРМЕЛ

Мы идем по ложному следу, и, проглядев записи Памелы, я в этом убедился. Правда, ничего более определенного я сказать не мог. И не представлял, что делать дальше.

Памела потрудилась добросовестно — записи были подробные, аккуратные и объективные. Она начала свою летопись по памяти, рассказав о каждом происшествии под определенной датой: что случилось с ней самой, с Лиззи, с Джудит, со мной. Она включила сюда и все, что мы слышали о семье Мередитов, обращая особое внимание на разные толкования одного и того же события. Записала даже обрывки дошедших до нас сплетен, указав, от кого они исходят. Последнее было очень важно, так как нам приходилось знакомиться с Мери, Мередитом и Кармел только по рассказам других, а человеческая память — зеркало, далеко не безупречное. Мы понимали, что нам нужно принимать во внимание и благосклонность и предвзятость, и преданность и зависть, даже злобу.

Памела вела свои записи очень усердно: то, что она показала мне субботним вечером, оказалось толстенной рукописью, сложенной в папку для бумаг. Я перевел глаза с этого объемистого тома на Памелу, а потом на груду материалов, накопившихся на моем столе. В этот вечер мне предстояло набросать статью и дочитать детектив, ожидающий рецензии. Финансовые дела у нас и без того оставляли желать лучшего, так что пренебрегать моим единственным заработком не приходилось, но мог ли я сосредоточиться на герое детектива и волновавших его вопросах, если дьявольская загадка нашего собственного дома до сих пор оставалась неразрешенной?

— Ради Бога, подожди пока с этими записями, дай мне покончить с моими делами, — взмолился я, когда Памела предложила заняться летописью.

Сестра изменилась в лице. Я был несправедлив, она и так делала все, чтобы освободить меня, а я не справлялся со своей работой.

— Послушай, — сказал я, — если хочешь, я просижу за твоими записками хоть до утра, но сначала мне надо разделаться со статьей. Если я сожгу свои корабли и пущу свой хлеб по водам, мы сядем на мель22.