— У нее утомленный вид.
— Мы скверно спим по ночам, — признался я. — Вы небось об этом слышали?
— Слышал.
— Ну и что вам говорили?
— Да болтают, что в доме нечисто. Кое-кто утверждает, будто здесь бродит призрак матери Стеллы. Чушь собачья, конечно!
— Мы и сами ничего понять не можем. Каждую ночь творится какая-то чертовщина, а в чем дело — сказать трудно, — пояснил я.
Я не стал рассказывать ему о том, что произошло со Стеллой.
— Не повезло вам.
— Да, обидно. Это и на Стелле отозвалось. Капитан запретил ей бывать у нас.
— Вот досада! А она-то прямо расцвела с тех пор, как вы приехали. Я уж думал… Она ведь так одиноко жила… не позавидуешь… Я было обрадовался… Да, черт побери, плохо дело.
— Плохо. Мы дорого бы дали, чтобы разобраться, отчего в доме такое творится. Нам кажется, мы могли бы как-нибудь исправить положение, но капитан не желает нас ни во что посвящать.
— И не скажет, он такой. — Скотт поколебался, а потом начал заговорщицки: — Послушайте, Фицджералд, мне противно вмешиваться, но придется. Может, я смогу вам помочь.
Он замолчал, потому что вернулась Памела. Вот, значит, почему он пришел такой мрачный и, вообще, неохотно отозвался на приглашение.
— Ради Бога, Скотт, расскажите все, что знаете Памела уже ко всему готова.
— Я чувствовала, что вы что-то знаете, — сказала она.
— Да ничего особенного. Просто доктор Радд мне кое о чем рассказывал. Это было давно. Его приглашали в «Утес» к больной.
— К Мери Мередит? — спросил я.
— Нет, к той девушке, что жила с ними. Ее звали не то Кармен, не то как-то в этом роде.
— Кармел.
— Вот-вот Она здесь и умерла вы об этом слышали?