— Родерик, если вы позволите мне пойти сейчас в детскую, мне кажется, я потом всю жизнь буду счастлива. Но я поступлю так, как скажете вы.
Однако, увидев по моему лицу, что меня страшит это намерение, она огорчилась, и я понял: запрещать ей — бесчеловечно.
— Ступайте, Стелла, — сказал я. — Только оставьте дверь открытой.
Стелла тихонько скользнула в темную детскую, а я остался в холле. Сначала я слышал только всхлипывания Кармел и легкое, взволнованное дыхание Стеллы. Было полное впечатление, будто в детской два человека. Потом Стелла заговорила. Она начала произносить какие-то испанские слова, обрывки фраз, потом перешла на английский. Но ни слова, ни язык, на котором они произносились, не играли роли. Главное было, как нежно и ласково звучал голос Стеллы. Он поднимался и падал, утешал и успокаивал, словно мать напевала ребенку тихую, исполненную любви и заботы колыбельную: «Madre mia, madre carissima»27, — услышал я. Когда Стелла умолкла, в детской наступила тишина. Оттуда не доносилось ни звука, слышался только шум ветра за окнами. Всхлипывания стихли, запах мимозы исчез.
— Покойся с миром, — раздался в детской голос Стеллы, а через минуту она шепотом окликнула меня: — Родди! Она исчезла! Я верю, что она обрела покой!
Стелла вся дрожала. Я обнял ее. Я шептал ей, что никогда не встречал такой благородной, такой храброй девушки, что никто на свете не решился бы на такой поступок и что никто на свете не может с ней сравниться. Я сказал ей, что, если она не полюбит меня, я не смогу дальше жить.
— Но вы же знаете! Милый мой, вы же все знаете, — прошептала Стелла. — Я сама чуть не умерла без вас.
Памела уже несколько раз окликала нас, пока я не понял, почему она зовет, и не открыл дверь в холл.
От резкого холода у меня перехватило дыхание. Я втолкнул Памелу в детскую и потушил в холле свет. Я хотел видеть, с чем мне предстоит сразиться. Нас ждала встреча с Мери. Что ж! Пусть покажет, на что она способна!
С трудом передвигая вдруг ставшие невероятно тяжелыми ноги, я добрался до нижних ступеней лестницы и посмотрел на площадку второго этажа. Мери уже стояла там. На этот раз она была выше, чем прежде, очертания ее колебались, становились определеннее и слабо фосфоресцировали. Медленно и плавно призрак поплыл мне навстречу. Я явственно видел лицо, глаза на котором разгорались все ярче. Не хотел бы я, чтобы Стелла увидела этот взгляд!
Я поднялся на вторую ступеньку, обеими руками вцепившись в перила у себя за спиной, — только так я и мог удержаться на ногах, колени у меня подгибались, меня била дрожь; казалось, плоть моя отделилась от костей, а кости превратились в лед. Я силился заговорить, но голос мне не повиновался. Я услышал свой шепот и хриплый смех. Да! Я смеялся. Смеялся, потому что понимал нелепость происходящего. Как мы боялись незлобивую, безобидную Кармел, как трепетали перед ней, как легко успокоила ее Стелла. А Мери!
Да она просто смехотворна — взять хотя бы ее лживые уловки со стаканом во время сеанса и все эти ее ночные явления перед нами! Жалкий несчастный призрак — что знала она в жизни? Ничего — ни радостей, ни счастья, ни упоения безрассудной любовью!
Светясь и колыхаясь, Мери возвышалась передо мной на площадке, а я, шаг за шагом, подтягивался по перилам все выше, обливая грозный призрак ядовитым презрением:
— Ты, мерзкая интриганка! Твои козни разоблачены! Мы вывели тебя на чистую воду! Конец твоим маскарадам и розыгрышам, жалкая лгунья!
Привидение закачалось и начало съеживаться, его очертания стали расплываться, свечение померкло, еще минута — и вот оно превратилось в серый туманный столб с фосфоресцирующей сердцевиной, столб этот клонился набок. Когда я к нему приблизился, он согнулся пополам. Слова застряли у меня в горле, но мысленно я продолжал бичевать призрак. Я видел, как столб тумана корчился, содрогался, гнулся, словно дым под ветром.
— Ну и что же от тебя осталось, Мери? — издевался я. — Да ровно ничего! Посмешище! Тема для пересудов служанок, им будет над чем похихикать в кухне! Ступай пугать ворон!
К моему горлу подступала тошнота. Я терял сознание. Туман излучал смертельный холод. Но его пылающая сердцевина погасла. Облако сжималось, росло в высоту, медленно отрывалось от пола и словно просачивалось наружу сквозь крышу. Но я уже не в состоянии был продолжать борьбу, силы мои иссякли. Шатаясь, я поднялся на площадку и прислонился к дверям мастерской. Они подались, и я ввалился в комнату. Холод и темнота оглушили меня, и я потерял сознание.
Глава XXIII
УТРО
Наверно, я был в обмороке всего несколько минут. От треска пламени я словно по мановению волшебной палочки поднялся на ноги. Вместе со Стеллой я принялся забрасывать огонь подушками, чтобы не дать ему распространиться, а на площадке лестницы Памела орудовала маленьким огнетушителем, отчего вокруг со свистом поднимался пар.
ebooksa