Тайна «Утеса»

— Нет, я люблю эти сливки. Дедушка всегда присылал мне их ко дню рождения, когда я училась в Брюсселе.

— Вам нравилась ваша брюссельская школа? — спросил я.

— Школа очень хорошая, но разве кому-нибудь когда-нибудь нравится в школе? — ответила она.

Чувствовалось, что она подыскивает подобающую тему для разговора, вероятно намеченную заранее. Но вот лицо ее прояснилось.

— Вы уверены, что вам понравится жить в глуши? — спросила она.

— Уверены! — ласково сказала Памела. — И надеемся, вы не очень жалеете, что перестали быть владелицей этого чудесного дома?

Если. Памела считает, что нужно сломать лед, она обычно просто прыгает на него с разбега. На сей раз этот прием сработал. Стелла горела желанием поговорить об «Утесе».

— Наверно, купи его кто-то другой, мне было бы досадно, но сейчас я рада.

Ее застенчивую улыбку можно было принять за комплимент нам.

— Только мне здесь как-то непривычно, — продолжала она задумчиво. — Я ведь никогда не относилась к этому дому, как к жилому, я хочу сказать, я не думала, что здесь можно просто есть, спать; я считала, здесь только память о прошлом и каменные стены.

— Неужели вы действительно сейчас здесь впервые после того, как уехали? — спросил я.

Стелла кивнула.

— Дедушка… — Она помедлила. — Видите ли, это вполне естественно, он понять не мог, как это мне может хотеться побывать здесь.

— Да, конечно.

Стелла доела пышку и, не дожидаясь, когда ленч кончится, не спросив разрешения, встала из-за стола и принялась осматривать комнату. Подошла к окну, поглядела, какой вид открывается из него, вошла в оранжерею. Потом вдруг вернулась в гостиную и села за стол.

— Простите меня, пожалуйста, — извинилась она.

— Ничего. Но не хотите ли еще чаю? Скажите, — продолжала Памела, наливая Стелле вторую чашку, — вам здесь что-нибудь вспоминается?

— Да нет, — ответила Стелла, сложив руки на коленях. — Я всегда помню только одно, потому что много раз видела это во сне. Знаете, мне ведь и трех лет не было, когда я… когда я стала жить с дедушкой.

— Мне было бы интересно узнать, что именно вы помните, если это вас не расстроит, — сказал я.

— Да, кое от чего расстроиться можно; мне помнится, будто я одна в комнате, в темноте. Снаружи Ко мне тянется что-то черное, наверно вот это дерево. Мне страшно впотьмах, и я плачу. Плачу долго, и вдруг кто-то входит, склоняется надо мной и шепчет какие-то ласковые слова — не знаю, что именно, Потом зажигает свет. Все снова хорошо, я счастлива, Но тут входит кто-то еще и тушит свет.