— А вы?
— Каждый выбирает по себе, — Шалаев скользнул цепким взглядом по моему лицу, — Интересный у нас с вами разговор получается, Анастасия.
Я развела руками.
— Как — то само собой. Игорь Андреевич, мне сказали, что вы отменили регистрацию моего заявления?
— Вы были не в себе, — строго заметил судья. — Я вполне могу понять ваше состояние, голубушка, но, знаете ли, ваши личные переживания не должны мешать работе.
— Я не уверена, что в будущем это не повториться.
— Я всегда верю в лучшее, — поморщился Шалаев. — Да и Нина Ивановна бы мне этого никогда не простила. Вы приступаете к работе с сегодняшнего дня?
— Да.
— Отлично. Тогда идите: работы накопилось предостаточно.
Вечером снова позвонил Матвеев.
— Насть, кончай дурить, — вместо приветствия обратился Димка. — Сколько можно: один ходит как раненый медведь — шатун, другая трубки бросает.
— Дим, что ты от меня хочешь?
— Помирись с Курьяновым.
— Я с ним не сорилась.
— Он нуждается в твоей помощи.
— Дима, а не могу.
— Это он не может. А ты просто не желаешь — это разные вещи. Девочка — ту, которую убили в больнице — говорила с тобой.
— Курьянов в курсе нашей беседы.
— Он считает, что не всё знает.
— Я обещала Шимову не лесть в это дело.