Ди печально кивнула.
— Когда я обо всем узнала, я очень хотела уйти за Лешей. Они спасли меня. Вот я и не могу ни расстаться с ними — ведь это единственные мои друзья, ни простить им того, что Леша оказался на том месте из-за нас… и кто-то пришел… и…
Я опустил голову. Девочка, как же я понимаю тебя… но ты виновата в этом не больше, чем я… Что бы мы ни предприняли тогда, что бы ни почувствовали, мы ничего не смогли бы сделать. Потому что Лешу Литвиненко убили умышленно, спланировано и организовано. И этот кто-то, укравший обрез у Феськова, скорее всего, просто выжидал удобного момента и тщательно следил за всеми его передвижениями…
Я не слушал, о чем дальше говорили Вика и Ди, которые шли немного впереди меня. Прокручивал в голове информацию, немного сбивчивую, но зато такую впечатляюще-искреннюю, что сомневаться в ней у меня ну никак не получалось. Возможно, сыщик из меня еще хуже, чем психолог, но я не мог избавиться от ощущения, что пропустил что-то такое важное… что-то поворотное… и намного раньше, чем услышал этот монолог девочки в черных одеждах.
Итак, что у нас есть…
Во-первых, я понятия не имею, кому было бы выгодно убить обычного подростка. Он знал что-то опасное? Он вляпался в какую-то мутную схему? Над этим еще предстоит подумать. Или, если дело не в информации, тогда, скорее всего, тут замешана либо любовь, либо деньги, что оставляет мне широчайший диапазон для поисков. Пока что у меня закончились все возможные ниточки, которые могли хоть к чему-то привести.
Во-вторых, убийцей может оказаться любой. Если Литвиненко был избит, что подтверждает рассказ Ди и недоумение Сидоренко по поводу синяков, то он не мог оказать сопротивление. А значит, скорее всего, сидел под деревом в полубессознательном состоянии. И нажать на курок мог любой, у кого хватило бы выдержки и ненависти. И юный, и старый, и трезвый, и пьяный, и мужчина, и женщина. При этом отпадает такая удобная версия с яростным готом — то, о чем рассказала сегодня эта девочка, выглядело вполне убедительным алиби…
— Да уж… — тихий голос вдруг выхватил меня из бездны бесконечных размышлений. — И что ты об этом думаешь?
Я будто бы очнулся. Мы шли по обочине широкой трассы, выбежавшей из леса и устремившейся по направлению к городу мимо каких-то невысоких старых зданий, белеющих в темноте, как призраки.
— А где готка наша?
Вика засмеялась.
— Ты что, Кирилл, она уже давно дома! Мы же довели ее до подъезда, она тут живет рядом!
— А… ладно.
Она шумно вздохнула и заглянула мне в лицо.
— И?
Я попытался вспомнить, чего она от меня ожидает… Ах да…
— Странно все это, вот что я думаю. Такое ощущение, что Литвиненко был двуликим Янусом.
— А он таким и был, — хмыкнула Вика. — Понимаешь, я вот как это представляю… Тебе, наверное, будет смешно все это слушать… Ну да ладно. У каждого человека есть какая-то обертка. Она нужна нам, чтобы оградить себя от злых, завистливых, чужих и любопытных, это правильно! Но если ее развернуть, если посмотреть на человека как бы через линзу, — можно понять, кто он. Но дело в том, что бывают люди, которые любят менять эти обертки, пытаясь получить то, что им нужно от других… при этом оставаясь все тем же внутри.
Я мельком взглянул на нее. Вика, когда ты перестанешь удивлять меня?..
— Когда я начала встречаться с Лехой, я видела то же, что и другие. Он был хорошим мальчиком, любил спорт, пользовался популярностью… Но чем ближе я его узнавала, тем лучше мне было видно, что на самом деле он… пустой. То есть — вообще… Единственное, что его волновало, — чтобы окружающие выполняли то, чего он хочет. И все!