— Зачем?
— Поговорить надо.
Вика продолжала оставаться на месте.
— Я не собираюсь тебя «прорабатывать», — я вздохнул. — Просто побеседуем.
Ее глаза вмиг потемнели, она узнала собственную фразу, но, повинуясь неизбежному, поплелась за мной по коридору.
Я открыл дверь кабинета и жестом пригласил ее войти.
— М-м-м, Кирилл Петрович… Я не пойду туда.
— В смысле? — я опешил.
— Не хочу…
Мне вдруг нестерпимо захотелось плюнуть на все и уйти, но со времени разговора со Сдобниковым я каждый день возвращался к одному и тому же: пока самым очевидным конфликтом в жизни Лехи был конфликт с Ольшанской.
— Ты боишься оставаться со мной наедине?
— Да нет, с чего вы взяли! С чего бы это? — ее движения стали порывистыми, взгляд — бегающим, а интонация — фальшиво бодрой.
Точно. Врет.
— Вот и я думаю: с чего бы это?
— Просто не люблю кабинеты, все эти «ковры»…
— Хорошо, идем в холл, там лавочка…
— И люди кругом.
— Да, люди.
— Вы ведь хотите поговорить о моем сочинении?
— Если тебе это неприятно, не буду.