— А где Маша сейчас? Поздно уже…
— У бабушки, помогает по хозяйству. Так что там с тестами, Кирилл Петрович?
Обычно людей пугать нельзя. Иначе у них может случиться сердечный приступ или нервный срыв. Но иногда очень хочется, может быть, тогда лицо человека приобретет взволнованный, естественный, попросту человеческий вид.
— В общем, у вашей дочери высокий уровень тревожности. И склонность к суициду.
Мне казалось, что услышать такую новость о своем ребенке должно быть страшно.
— А-а-а… Я думала, она по учебе отстает… — протянула Ольга Геннадьевна. — И что?
И ЧТО?!
— Это плохо, — вздохнув, констатировал я. — В общем, я пришел кое-что проверить. Мне бы хотелось посмотреть ее компьютер. Для того, чтобы узнать о ней чуть больше, и как-то помочь.
На несколько секунд она опять погрузилась в размышления, недоверчиво рассматривая мое лицо, но, убедившись, что я не шучу и не собираюсь уходить, прежде чем исполню свою миссию, все же сдалась:
— Ну ладно, смотрите, только не пойму, что вы там хотите найти…
Я не стал больше обращать на нее внимания. Зайдя в Машину комнату, я вдруг почувствовал себя в далеком прошлом. Кружевные накидки на подушках, изящный маленький веер на ночном столике, на стене — портрет грустной девушки в старой деревянной раме, а в дальнем углу, над компьютером, — и вовсе висело потертое матерчатое полотнище с каким-то гербом. Я присмотрелся — огромный орел был мастерски вышит крестиком. Ольга Геннадьевна щелкнула кнопкой на системном блоке, усевшись рядом со мной, и пока система загружалась, внимательно рассматривала меня, от чего я чувствовал себя совсем неуверенно.
Рабочий стол был без картинки. Обрадовало то, что в таком заброшенном районе существовал интернет. Открыв браузер, я полез в журнал посещений. Маша не часто пользовалась сетью, но все-таки у нее была пара любимых страниц. В основном, она сидела в одной из соцсетей, я кликнул на строчке с ее профайлом и, как и предполагалось, ни пароля, ни и-мейла не потребовалось — прошлый раз Маша забыла завершить сеанс.
Ее страница выглядела весьма странно. Несмотря на то, что некоторые сообщения со стены датировались позапрошлым годом, их было удручающе мало, как и друзей. Я полез в их список и с удивлением обнаружил, что ее зафрендили несколько обычных рекламных ботов. Другие пользователи скрывались под никами и аватарами-картинками, так что среди них, вполне возможно, были и ее реальные друзья, правда, идентифицировать их я никак не мог. В списке ее любимых аудиозаписей значились многие классические произведения, но все, как одно, минорные и трагические. Внизу нашлось несколько песен «Сплина», Найка Борзова, «Алисы», «Океана Эльзы», но и тут ничего радостного меня не ожидало — когда-то я и сам слушал такое, под печальное настроение. В заметках я обнаружил несколько стихотворений — правда, без обозначения авторства:
Да уж… Я бесцельно кликал по ссылкам на ее странице и вдруг передо мной развернулся список сообществ, в которых она числилась. Ольга Геннадьевна шумно вздохнула, намекая, что мое время истекло. Но я, не отрываясь, смотрел на экран.
«Мертвые странички: они никогда не будут в онлайне».
«Знакомства: хочу умереть, ищу подругу».
«Суицид и психоделика».
Этих групп было несколько десятков. Я замер.
— Вы там все?
— Почти.