Чужая кровь

22
18
20
22
24
26
28
30

Я поднимаю голову и бросаю взгляд на непривычно неподвижное лицо мертвого брата. Так это расплата? Не ждет ли она и меня за то, что я столько лет шантажировала Деда и втайне желала его смерти?

Ну вот, наконец я себе в этом призналась – я действительно в глубине души была разочарована, что вчера погибла Лида, а не Дед. Если быть до конца честной перед самой собой, я бы с радостью увидела старика мертвым. Он уже зажился на свете. Он давно никому не нужен.

Я стискиваю зубы. Я ничем не лучше своего брата: столько лет не брезговала грязным шантажом, а теперь вместе со всеми с удовольствием смотрю, как неизвестный убийца пытается добраться таки до старика. Я тоже заслуживаю смерти! Мы с братом втайне друг от друга слишком увлеклись охотой на проклятое генеральское наследство. Ну чего нам не хватало? Разве мы оба так уж плохо жили? А теперь Андрюшки со мной больше нет! Я осталась одна! Одна!

Меня начинает трясти от злости. Я привстаю, опираясь на здоровое колено, наклоняюсь над телом брата и с размаха отвешиваю ему пощечину:

– Дурак!

Голова его без всякого сопротивления откидывается вбок под моей ладонью, а я продолжаю хлестать Андрюшку по белым, как мел, щекам, плача и выкрикивая:

– Дурак! Зачем все это? Ради чего?

– Лена! – раздается удивленный вскрик спускающегося по лестнице Антона, и этот звук возвращает меня в реальность.

Я останавливаюсь и закрываю лицо руками, а слезы по-прежнему продолжают струиться у меня сквозь пальцы. Мой мир рухнул. Все меня предали – даже Андрюшка, оставив меня жить дальше одну, без его привычной, чуть нахальной улыбки. Что же мне делать? Как справиться с этим ударом судьбы?

Тут я неожиданно ощущаю, как на мои содрогающиеся от рыданий плечи опускаются сильные руки, аккуратно поднимают меня и привлекают к широкой твердой мужской груди. Это Антон. Он уже успел накинуть рубашку, и я утыкаюсь хлюпающим носом в пахнущую свежестью ткань.

– Ш-ш-ш, – успокаивает меня Городецкий, легонько покачивая из стороны в сторону и гладя мою спину и затылок.

Я еще какое-то время не могу остановить рыдания, но плакать бесконечно невозможно – рано или поздно слезы заканчиваются, остается лишь огромная пустота в груди и полное безразличие ко всему, которое затягивает тебя в свою пропасть. Но упасть в эту бездну мне не дают мужские руки, крепко обнимающие меня, и горячие губы, прижимающиеся к моим волосам. Они как бы говорят: тебе еще есть, ради чего жить.

Почувствовав, что я прекратила плакать, Антон чуть отстраняется, осторожно приподнимает пальцами мой подбородок, легонько целует мои щеки с еще не просохшими на них слезами и тихо говорит:

– Ты еще успеешь оплакать своего брата. А сейчас мы должны сделать все, чтобы поймать его убийцу.

Я не знаю, случайно или со знанием дела сыщик выбрал такой мотив, чтобы отвлечь меня от моего горя, но это, наверное, единственное, что сейчас могло бы сработать.

Месть! Я хватаюсь за эту соломинку, чтобы не сойти с ума. Да, умница-детектив прав: сейчас не время рыдать. Я хочу, чтобы тот, кто это сделал, расплатился за смерть Андрюшки!

Я вцепляюсь пальцами в рубашку Антона и, приблизив губы к его лицу, горячо шепчу:

– Найди эту сволочь! Я знаю, ты сможешь!

В ответ Городецкий произносит спокойно и веско:

– Обещаю.