– Нож?.. – В голосе Ефимки слышалось разочарование.
– Это смотря для кого. Видишь, на рукояти волк?
– Ну?
– Вот и думай. Да ты глазом не зыркай, нож этот не всякому в руки дастся, и волки не всякому служить станут. Смотри! – Чудо замахнулся, нож по самую рукоять вошел в ствол дуба. – Попробуй-ка достать.
Ефимка был хоть и коротышкой, но кряжистым и с виду очень сильным, но вытащить нож из дерева так и не смог.
– Крепко засел, – сказал он, стирая со лба пот. – Не выходит.
– Не выходит, значит. – Чудо прокачал головой. – Ну-ка, отойди!
От дерева его отделяло метров пять, не меньше, но подходить он не спешил, вместо этого протянул вперед руку.
Что случилось потом, Саня не понял. Только что нож торчал из ствола, и вот он уже в руке у Чуда. Сам прилетел…
– Батюшки! – Ефимка прижимал руку к щеке, между его растопыренных пальцев стекали ручейки крови.
– Я же велел отойти. – Чудо сунул нож обратно в сапог. – Понимаешь теперь, кому служишь? – Не дождавшись ответа, он вскочил в седло. – Держись меня, Ефимка! Со мной не пропадешь, а задумаешь предать…
– Ни за что! – Ефимка схватил вороного за стремя, хотел поцеловать пыльный хозяйский сапог, но Чудо не позволил, натянул удила. Вороной взмыл на дыбы. Ефимка рухнул в траву.
Эти двое уже давно убрались восвояси, а Саня все не решался выбраться из своего укрытия, вспоминал и обдумывал увиденное и услышанное. Особенно страшно было вспоминать про нож. У него самого имелся похожий, острый, как бритва, с вырезанным на костяной рукояти вепрем – подарок деда на десятилетие. Но его нож был обыкновенный, а этот, волчий, какой-то зачарованный. Надо расспросить у деда, когда он придет в себя. Дед точно должен знать.
Добравшись до избушки, Саня первым делом осмотрел дедовы раны, потрогал горячий, как припечек, лоб, а потом достал из печи котелок с кипятком, бросил в воду щедрую щепоть гарь-травы, пообедал щами, пока готовился отвар, поменял повязки, смазал раны мазью, до самой бороды укрыл деда тулупом.
Трава настоялась ближе к вечеру, и Саня медленно, по каплям, принялся вливать в деда горький, пахнущий дымом отвар.
Ночью снова приходили волки, пугали Саню тоскливым воем, заглядывали в окошко. Уснул он опять только под утро, перед тем как провалиться в сон, успел с радостью заметить, что жар у деда спал.
Матвей
Утро следующего дня выдалось жарким и душным. Это лето грозило побить все температурные рекорды. Матвей потянулся, настежь распахнул окно, сощурился от ослепительного солнца и едва не оглох от рева газонокосилки. Газонокосилкой управлял кряжистый дядька в синем рабочем комбинезоне и защитных очках на пол-лица.
– Ильич? Эй, Ильич! – Матвей замахал руками, привлекая к себе внимание.
Рабочий выключил газонокосилку, сдернул с лица очки. Матвей не ошибся – перед ним был их давний знакомый, еще в лагере работавший садовником.