Палач. Костер правосудия

22
18
20
22
24
26
28
30

Он пересек большой зал и замер перед рабочим столом его высочества монсеньора де Валуа, подбоченившись и заранее упиваясь картинами своей будущей жизни. Нет никаких сомнений, что мессир де Ногарэ найдет достаточно удовлетворительный предлог заполучить его к себе на службу, не рискуя при этом, что его высочество почувствует себя задетым. Гийом де Ногарэ известен своим живым умом и острым деловым чутьем, поспешил утешить себя Эмиль Шапп, который теперь приписывал королевскому советнику все добродетели в мире.

На столе королевского брата, где было не так много бумаг и книг для записей, секретарь заметил свиток с посланием д’Эстревера. Сперва он колебался, сознавая, какие роковые последствия может иметь этот поступок, если он будет раскрыт, но в конце концов честолюбие возобладало. Быстрым движением Шапп схватил свиток и спрятал его под мундиром. Да этот тупица Карл про него даже и не вспомнит!

Польщенный быстротой, с которой мессир де Ногарэ пригласил его в рабочий кабинет, Эмиль Шапп старался сдержать переполняющую его радость, сохраняя серьезное, даже суровое выражение лица. Он низко склонился перед советником, который сидел за письменным столом с пером в руке.

– Мой славный Эмиль, присаживайтесь.

«А ведь он, ей-богу, заинтересован!» – подумал секретарь, светясь от счастья. «Мой славный Эмиль»! Подумать только, он запомнил его имя! Можно сказать, дело в шляпе. Черт возьми, какой правильный выбор он сделал!

– Что привело вас ко мне? Как вы помните, между нами царят сердечность и доверие, – успокоил его советник, который в случае необходимости без колебаний бросил бы этого молодого человека в подземную тюрьму.

– Хорошо, мессир… у меня есть некоторые сведения, которые, как мне показалось, могут представлять для вас интерес, хотя я в них почти ничего не понимаю. Во всяком случае, ваше восхитительное знание сильных мира сего и политических дел, безусловно, превосходит мое ничтожество.

Ответом на этот поток льстивых речей был лишь невыразительный вздох.

– Мой славный Эмиль… Когда я буду иметь удовольствие числить вас в маленькой группе своих… единомышленников, вы быстро поймете, что я совершено не похож на монсеньора де Валуа, к которому испытываю безграничное почтение. У каждого есть свои маленькие причуды… Моя состоит в том, что я не доверяю льстецам, которых, к моей досаде, здесь целый легион.

Эмиль Шапп нервно сглотнул, поняв, что только что совершил промах.

– А вот к чему я отношусь очень серьезно, так это к своему времени, которое имеет досадное свойство бежать быстрее меня.

– Прошу прощенья, мессир. Это лишь потому, что… прихоти монсеньора де Валуа… то есть его самые излюбленные привычки совершенно противоположны вашим.

– Да, по крайней мере, так говорят, – ответил Ногарэ шутливым тоном, который успокоил Шаппа. – Что же, Бог в своей бесконечной мудрости создал нас разными… Итак, что же вы мне принесли?

Поколебавшись всего лишь мгновение, Эмиль вынул из-за пазухи своего мундира недавно утащенное послание. Мессир де Ногарэ внимательно прочитал его, немного нахмурившись, а затем посмотрел на молодого человека, подобно хищной птице, высматривающей добычу.

– Ничего не понимаю.

– Конечно, мессир… Эта история представляется такой запутанной… в Ножан-ле-Ротру, как я уже имел честь говорить, происходят убийства несчастных детей. Из переписки между мессиром Аделином д’Эстревером и братом короля я понял, что последний живо заинтересован в этом деле.

Затем Шапп кратко изложил содержание разговора между этими двумя персонами, опустив лишь ту деталь, что в это время он сам прятался за гобеленом. В то же время секретарь был уверен: советник догадался, что сведения добыты не самым красивым способом. Некоторые детали Ногарэ заставил его повторить еще раз, и молодой человек постарался их изложить предельно четко и лаконично.

Наступило молчание. Плотно сжав губы, мессир де Ногарэ размышлял, внимательно рассматривая перо, которое так и держал между пальцами.

– Черт возьми! И в самом деле какая-то путаница… Что это все может означать? Для монсеньора де Валуа это вполне законное желание – поспешить на помощь доброму Жану Бретонскому, деду своего зятя, разве не так? Но в таком случае почему бы не обратиться к нему напрямую, не затевая переписку с замечательной матушкой-аббатисой, мадам Констанс де Госбер?

Эмиль Шапп тоже не спрашивал себя об истинных побуждениях Карла Валуа. Он открыл было рот, но тут же одернул себя. Однако мессир де Ногарэ произнес ласковым ободряющим тоном: