– Ну знаете! – возмутилась Катя.
– Повторяю: этот малоприятный разговор нужен исключительно вам. Вы покинете сейчас мой офис, и я о вас забуду. Но лично вам ваше будущее вряд ли может быть безразлично.
– Да. Первый.
Он снова кивнул, выстраивая в уме гипотезу.
– Ваша матка слишком долго ждала шанса выполнить свое предназна-чение. Боюсь, на повторный подвиг она уже вряд ли будет способна.
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что забеременеть вторично вы уже не сможете. Наверное, мне следовало предупредить вас об этом до экзекуции, но я слишком поздно сам во всем разобрался.
Ничего не ответив ему, Катя молча оделась, расплатилась и вышла. Нельзя сказать, что она была сильно огорчена. Меньше всего сейчас ее волновала проблема детей. И все же на душу легла непрошенная тяжесть. Хорошо хоть тошноты, наконец, оставили ее в покое.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Ощущая дискомфорт и тянущие боли в нижней части живота, Катя решила провести остаток дня дома, полежать на диване, придти в себя. Спать не хотелось. Есть не хотелось. Телевизор включать тоже не хотелось. Она взяла телефон и, решив проверить свою память, никуда не заглядывая, набрала номер. Услышав знакомый голос, удовлетворенно улыбнулась. Память у нее действительно была что надо.
– Как тебе не позвонишь, ты все дома, – вместо «Bonjour!» укусила она. – А потом спрашиваешь, откуда у других деньги берутся.
– Кэтрин! Привет, язвочка! Только не говори, что ты опять в Париже!
– Не пугайся, mon ami. На сей раз я далеко и на ночевку напрашиваться не собираюсь. Так что можешь позволить ей домыться.
– Кому!?
– Ну той, что плещется в ванной.
– Да ну тебя, ей Богу!
– Ты хочешь убедить меня, что ты – евнух?
– Кэтрин! Не заставляй меня класть трубку.
– Ладно. Не буду. Тогда расскажи, как твои дела.
– Лучше некуда. А твои?