– Договорились… братва. – Неожиданно она с силой шлепнула Серёгу по лбу.
– Т…ты чего дерешься? – опешил тот. – Сдурела что ли?
– Да не дерусь я. Комара пожалела. А то напился б твоей кровушки и окосел. – И, помахав им ручкой, Катя продолжила свой путь.
Свернув направо, она оказалась на нужной ей улице, а вскоре отыскала и дом. Сфотографировав его издали, Катя медленно пошла вдоль забора беспечной, гуляющей походкой. Забор был редкий и шаткий. Калитка держалась изнутри на деревянной вертушке, которую одинаково легко можно открыть с обеих сторон. Никто не облаял ее, не отогнал от калитки. Значит, собаку Трошины не держат.
Большой, добротный дом, стоявший посреди двора, был сложен из квадрат-ных бревен. Окошки украшены резными наличниками и ставнями, выкрашенными белой масляной краской. Кровельное железо на высоко задранном коньке крыши ослепительно блестело на солнце. Над крылечком двускатный резной козырек с деревянной белой «оборочкой». А метрах в двух от дома, почти вплотную к забору, притулилась «лачужка-сараюшка» под односкатной, крытой толем крышей, сколоченная из нетесаных досок, с одним-единственным подслеповатым оконцем. Впрочем, может было и второе, с противоположной, не видимой с улицы стороны.
Двор был вытоптанный, почти голый. Козлы, топор, воткнутый в обрубок бревна, штабелями сложенные дрова под стенкой – зимние заготовки для печки. Скворечник на старой березе, скворечник побольше под березой – дворовый нужник, и несколько фруктовых деревьев. Вот и все «медвежье хозяйство».
«Будем считать, знакомство состоялось, – удовлетворенно кивнула Катя. Она медленно прошлась до конца забора и повернула обратно. – Странно только, что никого нет. Лето, как ни как. Вон, в других дворах полно народу – женщины, дети, старики.»
С натужным скрипом отворилась дверь. Из пристройки вывалилась неряшливо одетая толстозадая баба с тазом в руках и, переваливаясь как утка с ноги на ногу, пошла вглубь двора, где и выплеснула с шумом содержимое таза.
«Большая Медведица собственной персоной», – догадалась Катя и ускорила шаг, чтобы выглядеть со стороны прохожей, а не праздно шатающейся.
На обратном пути женщина заметила незнакомку за забором и, как положено сельским жителям, оглядела ее с ног до головы. Но тут же потеряв интерес к ничем внешне не выделявшейся девице, скрылась в пристройке.
Катя повернула назад, к станции, внимательно изучая соседние с трошиным дома. Солнце припекало все сильнее. Комары становились нахальнее и злее, норовя укусить даже через платье. Ей приходилось то и дело шлепать себя – по рукам, по ногам, по лицу. Она замедлила шаг перед садом, в котором буйно цвели георгины и золотые шары, тянули вверх разноцветные стрелы гладиолусы, и, любуясь цветами, остановилась у забора. На клумбе, по локоть в земле, копалась женщина. Цветастая косынка, защищавшая ее от солнца, спозла набок и прядь седых волос упала на глаза.
– Бог в помощь! – крикнула ей Катя. – Какие у вас чудесные цветы.
– Купить хочешь? – Женщина с трудом разогнула спину и отерла потный лоб тыльной стороной руки, отчего на лице остались коричневые разводы.
– Почему не купить, если продадите, – тут же согласилась Катя.
– Так заходи. Сама показывай, какие хочешь. Калитка не заперта.
Катя толкнула калитку и прошла в сад.
– Я бы хотела букет гладиолусов.
– Губа не дура. Они ж самые дорогие.
– Ничего. Не разорюсь.
– Как знаешь. Хозяин барин. – Женщина вытащила из кармана фартука садовые ножницы и пошла к клумбе с гладиолусами. – Они еще только зацветают. Бутоны совсем. Дней десять у тебя в вазе простоят, пока все до единого не распустятся. А ты сама-то чья будешь? – поинтересовалась женщина, аккуратно срезая высокие, гордые стебли.