Патологоанатомы несколько отличаются восприятием перехода людей в небытие. Большой постер с видом Тадж-Махала на стене в такой день, как сегодня, смутил бы кого угодно, но только не «моргачей», как называл работников этой службы Джон. Заметив мой взгляд, брошенный на фотографию белоснежного чуда в утренней дымке, доктор спокойно интересуется:
— Красиво, правда? Всегда мечтал посмотреть, но… — он разводит руками, словно извиняясь за необязательность в отношении собственных планов, — как-то отвлекает другое.
— А постера Букингемского дворца нет?
Патологоанатом лишь хмыкнул в ответ на мой вопрос. Но я ответа и не ждала. После сегодняшнего теракта будет, можно не сомневаться.
Сегодня в морге столичной полиции много работы, слишком много. Все столы заняты.
— Что тут у нас? — вздыхает Эдвард, надевая перед входом защитный халат.
С тех пор как у Энн обнаружили рак, Эдвард терпеть не может морги. А есть те, кто их любит?
Глянув на патологоанатома у крайнего стола, я мысленно констатирую: есть! Высокий молодой человек в очках с массивной роговой оправой и выпуклыми линзами смотрит на трупы на столах с таким вожделением, словно это его рук дело. Его нет, а вот моих да — один из убитых тот самый рыжий лжеохранник.
Обычно детективы, присутствующие при вскрытии, не надевают защитные очки и даже халаты, но сейчас все по правилам. Страшный прокол в работе одной службы Скотланд-Ярда заставил остальных спешно навести порядок и ревностно соблюдать все инструкции, даже те, о которых давно забыли.
Противно пахнет обеззараживающими средствами и смертью. У смерти есть свой запах, его не выветрить и не перебить. Он не только в моргах, но и в палатах тех, кто обречен, — запах прощания с жизнью.
Не узнать Саманту Браун невозможно, даже если красавица покинула этот мир. Я киваю в ответ на немой вопрос Эдварда:
— Это она.
— На тебя похожа, — передергивает плечами Ричардсон.
Угу, только мое тело результат постоянных тренировок, а ее — работы пластических хирургов. А еще схожий тип лица и волосы светлые.
— Крашеная блондинка… — раздается голос патологоанатома, диктующего результаты наружного осмотра на диктофон.
Патологоанатом продолжает говорить о вставленных зубах, перенесенных пластических операциях и прочих прелестях, упоминать о которых в приличном обществе не принято. Надеюсь, эти сведения не покинут пределы морга? Не хотелось бы увидеть в завтрашних газетах подробный отчет о том, сколько раз Саманте делали липосакцию или подтягивали грудь, сколько силикона в ее губах, а сколько в ягодицах и сколько шрамов от подтяжки лица за ее ушами. Красавицы имеют право на тайны подобного рода.
Об этом, видимо, подумал и Эдвард.
— Надеюсь, эти детали не станут достоянием прессы?
— Что вы, что вы! — бодро заверяет его помощница патологоанатома.
Именно бодрость ее тона свидетельствует, что газеты будут смаковать подробности дружбы телеведущей с пластическими хирургами еще долго. Остается надеяться, что сведения о самом налете и краже бриллиантов затмят рассказы об оперированной груди Саманты, но я на всякий случай напоминаю, что разглашение сведений карается законом, а уж о столь известной личности особенно: