– Чушь собачья! – гаркнул Уинслоу, и вздел было глаза к небу, чтобы еще что-то добавить, когда вдруг застыл.
Джефферсон Лайл остановился и резко повернулся к Уинслоу, глаза его горели.
– Кажется, ты не до конца понимаешь, с чем мы тут имеем дело, прошипел Джефферсон Лайл сквозь стиснутые зубы, тыча в воздух пальцем в сторону подбородка Уинслоу. – Мы наткнулись на новое антитело, на сыворотку. На способ очистить землю от вируса. Неужели тебе это непонятно, Уинслоу?
– Послушай, Джефферсон...
– Нет, это ты послушай. Эти конкурсанты – это все хладнокровные убийцы, а наш мальчик – это громоотвод. Выманивающий хищников из лесов. Нам предоставляется возможность. Беспрецедентная.
Уинслоу молча посмотрел на Лайла, потом облизал губы и спокойно заявил:
– Итак, мы стали «Мердер инкорпорейтед».
Джефферсон улыбнулся:
– Это я, вся вина на мне. Я вел эту операцию, не сообщая подробностей.
Лайл закрыл глаза, вздохнул и на минуту задумался – об этом мерзком бизнесе, мокрых делах. Он думал о теперешних мерзких временах, полных пустоты и дикарства, и вспоминал, как то же самое дикарство убило его отца. Лайл подумал, знает ли кто-нибудь из остальных про его отца. Как старик, стопроцентный демократ рузвельтовской закалки, боролся за кресло в конгрессе от штата Иллинойс в 1954 году и был обмазан грязью местными неомаккартистами, или как ему подставили проститутку в отеле в Пеории на пике избирательной кампании, или как старика нашли две недели спустя мертвым со всеми признаками самоубийства. Молодой Джефф Лайл никогда этому не верил, он всегда знал, что отца убили правые, инсценировав самоубийство и купив прессу, и это знание было пружиной поступков Джеффа Лайла всю его оставшуюся жизнь.
Дикарские времена.
– Может быть, это можно рассматривать как спасение жизней. Избавление мира от этих социопатов.
Наступила неловкая пауза, и было слышно, как у причала плещутся волны.
Наконец заговорил Уинслоу.
– И я полагаю, у вас есть планы насчет нашего неподражаемого Слаггера?
Лайл ответил не сразу. Он смотрел на серовато-голубоватую поверхность Потомака, холодную и яркую, как жидкое серебро на солнце, и думал о Слаггере. Дело было в том, что Лайл понятия не имел, что делать с Джо Фладом. Как бы ни кончилась Игра, с ним будет непросто. Разумеется, вполне возможно, что стареющий киллер просто хотел уйти от дел. Пусть даже и шумно. Но может ли Палата пойти на такой риск? Лайл смотрел на холодную воду реки в солнечных бликах и думал долго и напряженно и наконец пришел к решению.
– Тэд! – неожиданно сказал Лайл. – Позвони Тому Эндрюсу.
Тук-тук-тук!
Джо скорчился на грязных досках пола исповедальни в церкви Святого Михаила, закрыв глаза руками от стыда и унижения. Он был голым, как новорожденный, покрыт жидким дерьмом, с грязью в волосах, на впалой груди и на угреватых щеках, и ему было только одиннадцать лет. Но почему-то голова маленького Джоуи была полна взрослым грехом, и он не смел поднять глаза на ширму, закрывающую отца Дули в темноте исповедальни.
Тук-тук-тук-тук-тук!