– Тебя еще откуда черти принесли?
– Из ада, – ответил Хиро.
Рука японца взлетела и описала дугу поперек шеи хорьколицего, и тот отшатнулся, будто ему выпустили дым в лицо. Он открыл рот что-то сказать, но не издал ни звука, только одинокая слезинка крови стекла по дрожащему подбородку, а потом шея его раскрылась алым артериальным фонтаном.
Хиро повернулся и был на середине сходни раньше, чем тело грохнулось на палубу.
Люстра взорвалась, и ураган звездной пыли обрушился на камбуз.
Потом вернулась тьма, и Бернардо Сабитини закружил вокруг толпы как разъяренный бык, автомат в его руке дымился, как головня, мясистая голова дергалась в сторону потрепанных пирующих речников, разбитых пуншевых чаш, разорванных воздушных шариков и перепуганных проституток в кричащих маскарадных костюмах, сбившихся по углам. Камбуз был не меньше небольшого ангара, стены поднимались как ребра металлического кита. Пустые пивные бочонки лежали рядами, как погибшие солдаты. В воздухе пахло спиртным, вареной рыбой и сексом. Когда появился толстяк, на камбузе был почти весь экипаж. Не меньше дюжины мужчин и полудюжины шлюх, многие спали непробудным сном, свалившись на заваленные пустыми тарелками и объедками столы. Кое-кто еще был одет в смятые маски арлекинов и цветные маскарадные костюмы вчерашнего вечера. Вечеринка явно шла всю ночь, и еще не для всех гуляк она закончилась, когда появился Бернардо, паля в потолок из автомата.
Бернард о ревел буйволом, мозг его кипел от ярости. Плевать ему было, что это Mardi Gras, последний день масленицы, что это время карнавала, и что каждый член экипажа либо пьян, либо с похмелья, либо отключился. Он только хотел сожрать этого Слаггера и извергнуть через задницу в сортир.
Как-хотел бы этого и Федерико.
– Я чую ИРЛАНДЦА! – заорал Бернардо и выпустил в потолок еще одну очередь.
Рявкнул автомат, и вспышки ярко-голубого пламени вылетели из идущих по потолку труб. Толпу всосало в палубу, как в зыбучий песок, потолок хлопал, трещал, взрывался, осыпая вниз дождь стеклянных осколков и плиток. Шлюхи ползли к дверям, пьяные речники вжались в палубу. Кто-то кричал. Автомат внезапно замолк в руке Бернардо, горячий, как уголь.
Толстяк прошел к дальней стене камбуза, к столам, покрытым нержавеющей сталью, и ржавым бочкам с тухловатой водой. Члены команды сбились у переборки со стороны штирборта, блуждающие их глаза остекленели и остановились на толстяке. Кто-то из проституток пополз к заднему выходу, на ходу натягивая на себя одежду.
– Чего ты прицепился? – крикнул кто-то похрабрее. – Нет здесь ирландцев!
– Отпустите дам! – заорал еще кто-то.
Бернардо ухом не повел. Он устал, устал от неимоверного горя, от disgrazia[30], а больше всего устал от несмолкающего голоса Федерико, шепчущего, щекочущего шрам под ребрами Бернардо: «Убей их всех, убей ради меня, fratello» Гнев и безумие горячим электрическим током текли по толстой руке Бернардо в кисть, держащую автомат. Он повернулся к толпе со свежим магазином в автомате и приготовился стрелять.
– Не делай этого, толстяк!
Голос донесся с другого конца камбуза.
Бернардо повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как из бочки вырос человек.
Это случилось так быстро, что трудно было сразу понять, и Бернардо на момент застыл, глядя на коренастую фигуру Джо Флада, рвущуюся к нему среди груд конфетти, воздушных шаров, рачьих панцирей и прочего мусора, и пистолет он держал в двух руках в классической боевой стойке, и он улыбался, с этого сукина сына текла вода и он улыбался, наводя мушку на толстяка и открывая огонь.
Бернардо нырнул в укрытие – молниеносно для такого толстяка, – и пули взрыли за ним паркет, сверкнули фейерверком, эхо выстрелов заполнило камбуз, отчаянно завопили пьяные речники и шлюхи. Бернардо грохнулся о кормовую переборку, автомат случайно выстрелил, сбив ряд масленичных морд из папье-маше, штукатурные лица взорвались осколками и пылью, Бернардо вопил, держась за бок, под ладонью было горячо и влажно, царапина горела, как ужаленная, и все это вертелось в мозгу колесом.
– ИР-Р-Р-Р-РЛААААНДЕЦ!
ebooksa