Не умирай в одиночку

– Так что у тебя стряслось? – полюбопытствовала я. Главное, это не вслушиваться очень сильно. В конце концов, мне есть над чем поразмыслить. Но Наташкины причитания обладали редкостной въедливостью. Вскоре я уже знала всю правду.

Мои предположения оказались верными. Наташкин хахаль, коего я упорно называла Хосе (несмотря на то, что при рождении он получил имя Владимир) решил сменить надоевшую подругу на другую. Наталья на тот момент уже несколько месяцев проживала дома у Хосе, наладила отношения с его родителями, которые с благосклонностью смотрели на будущую невестку. Неважно, что Наталья – художница и все время витает в облаках, забывая о готовке и уборке. Главное, что она серьезная девушка и разгильдяй Володя наконец-то возьмется за ум. А то балбесу уже скоро двадцать пять, а он и не думает о семье, а вот они то в его годы…

Володя, однако, на этот счет имел свое мнение и очень скоро он нашел Наташке замену. Его новая пассия обладала, по всей вероятностью, другими достоинствами, поскольку он начал погуливать. Не замечавшая клубков пыли, скопившихся по углам, Наташка мигом углядела след от губной помады и почуяла запах чужих духов. Вове был учинен допрос с пристрастием. Однако тот даже не попытался оправдаться и дал моей сестрице от ворот поворот.

Наташка разревелась. На подмогу прибежала взволнованная мамочка. Перед лицом родительницы Володя стушевался, но историю с адюльтером подтвердил и сказал, что не собирается жениться на неумехе, которая умудряется испортить даже китайскую лапшу своими кривыми руками. Володя потребовал, чтобы несостоявшаяся суженная покинула предписанные ему государством квадратные метры. Однако мама Вовы встала на Наташкину сторону.

– Раз такое дело, то ты и уходи, – твердо сказала она. – А Наташа останется здесь жить.

Володя взбеленился и покинул родной очаг, а Наташка осталась. Спустя неделю он вернулся к родному очагу с поджатым хвостом. Дружки, угощавшие его водочкой и закуской, быстро поняли, что теперь взять с приятеля нечего. Трудившемуся в театре Володе пришлось туговато. Главных ролей по возрасту, он не получал. Ему давали только роли мелкие, на которые особо не разбежишься, вроде скомороха в сказках, мелкие эпизоды с текстом в одну строку. Кушать же хотелось каждый день. Даже Наташкина лапша казалось верхом совершенства. И тогда Вова решил вернуться домой.

Блудного сына приняли с распростертыми объятиями, накормили отвратительным супом, сваренным моей рукодельницей-сестрицей, и… велели жениться.

– Ты уже взрослый, – сурово вещала маменька. – А Наташа девушка серьезная, ответственная. Я все-таки хочу понянчить на старости лет внуков.

Вова обреченно кивнул. Наташка сидела, сияя от радости, словно начищенный тазик. Заявления отнесли на следующий день. Однако подозрения, что Володя ходит налево, не оставляли Наташку ни на минуту. Пару раз она чуяла от него все тот же шлейф знакомого аромата лимона и ванили, но ей хватило ума не раздувать из этого скандал. Скандал разразился вчера. Володя вернулся домой пьяный. Раздевая его, Наташка сдернула с него штаны и обнаружила, что на Вове надеты женские трусики.

Поначалу Наташка не поверила своим глазам. Однако глаза не изменяли ей. Вовино хозяйство торчало из кружевных стрингов. Наташка грешным делом заподозрила, что Володя вдруг решил сменить ориентацию. Ей были хорошо известны вольные нравы, царящие внутри артистической тусовки. Однако потом правда вылезла наружу. Позвонив в театр, Наташка потребовала отчета у работавшей там же декоратором сокурсницы. Та долго мямлила что-то невразумительное, но потом рассказала, как главный режиссер вломился в пустующую гримерку, откуда вылетели Володя, на ходу напяливавший штаны, и одна из молоденьких статисток, недавно принятая в театр. Очевидно впопыхах Вова, пребывавший под солидной мухой, натянул на себя ее трусики. Разозлившаяся Наташка сбежала из дома, не оставив записки, не прихватив вещей.

Рассказывая эту историю, Наташка меланхолично забрасывала в рот конфеты, изредка делая вид, что запивает их остывшим кофе. Я покосилась на почти пустую вазочку, куда недавно высыпала почти полкило конфет. Завтра мне не с чем будет пить чай, а кофе с утра я принципиально не пью, потому как потом желудок сводит судорогами. И Пашка тоже остался без сладкого, впрочем, в его состоянии вряд ли его потянет на конфетки с утра. Скорее уж на пивко или рассол.

– Совершенно не представляю, что делать, – горестно всхлипнула Наташка. – Завтра мне на работу, у меня даже вещей нет переодеться.

– Прежде чем из дома сбегать, надо подготовиться было, – назидательно сказала я. Вазочка показала дно. Я вздохнула: конфет было жалко.

– Да, – заныла Наташка, – хорошо тебе, Юлька. У тебя сердца вообще нет, одни мозги. Ты все ходы наперед просчитываешь. А я вот не такая.

Я хмыкнула. Насчет «такая – не такая», я могла бы и поспорить. А вот насчет расчета… Сдается мне, что сестрица осталась в доме Хосе после того, как он публично от нее отказался, только потому, что не хотела искать новую квартиру. Я всегда подозревала Наташку в мелкобуржуазных замашках. Она как пиявка присасывалась к людям, начав давить на них своей беспомощностью. Люди, жалея убогую, делали за нее всю работу, а Наташка сидела на диване и лопала конфеты.

Как же все-таки жалко конфет! Там были мои любимые шоколадные с орешками…

– Что же мне теперь делать? – стенала Наташка. Трагизм был несколько наигранным, я поморщилась.

– А что ты собиралась делать? – осведомилась я.

– Не знаю. Может, стоит вернуться? Сделать вид, что ничего не произошло.

Я фыркнула. Нет, все-таки я себя уважаю немного больше. Пашка хоть и гуляет направо и налево, но домой в чужих, а особенно в женских трусах не приходит. И потом, я никогда не сталась бы в доме, где меня не любят и просят уйти.