– Они пахнут отвратительно.
Сэм перехватила взгляд Хэлен. Та смотрела на нее робко, как ученик на учителя. Сэм допила сок и глянула на часы. Четверть девятого.
– Я опаздываю, мне пора.
Она прошла в гостиную, чтобы включить автоответчик, и внимательно осмотрела огромную комнату с легким чувством ужаса. Большой обеденный стол до сих пор не убран и весь заставлен кофейными чашечками, недопитыми рюмками, переполненными пепельницами, масленками, повсюду разбросанные салфетки. У двух полупустых бутылок с водой «Перрье» куда-то подевались крышечки. Сэм подошла поближе и поискала вокруг. Наткнулась на пробку от графина с портвейном и воткнула ее на место. В открытой солонке блеснул осколочек стекла. Сэм с опаской посмотрела на светильник. Зазубренный осколок по-прежнему торчал из патрона. Остальные лампочки целы и даже все еще горели. Она подошла к стене и выключила их.
Комната наполнилась мутным, серым светом, в воздухе висел тяжелый запах застоявшегося дыма вперемежку с винными парами. Казалось, этот серый мутный свет, как влага, пропитывал ее кожу и, задержись она здесь еще минуту, одежда и волосы навечно пропахнут сигарным дымом. Сэм еще раз окинула взглядом гостиную. Посмотрела на стол-бюро Ричарда с выдвигающейся крышкой, на стоящий рядом компьютер, на роскошное пианино со старинным набором для курения опиума на крышке. На два дивана в дальнем конце комнаты, у телевизора. В газовом камине подрагивало красноватое пламя – искусная имитация горящих дров. Голые кирпичные стены украшали геральдические щиты и тяжелые средневековые мечи. В глаза бросился огромный медный ковш для разливки плавящегося золота. Ричард купил его, когда сносили королевский монетный двор. Вещи Ричарда, реликвии его проклятого семейного прошлого, портреты умерших предков, свитки с толстыми красными печатями… Голый кирпич и дуб. Квартира мужчины. Так было всегда, и так будет. За окном проревел вертолет, мимо пронеслась темная тень.
– Пока, тигренок.
Она стояла у входной двери, усиленно пытаясь попасть в рукава пальто. Ники вышел из кухни.
– Пока, – вяло ответил он, плетясь к своей комнате.
– Эй! Тигренок!
Он остановился и повернулся.
– Ты что же, не поцелуешь меня на прощание?
Он поколебался мгновение, а потом рысцой припустился к ней.
– Ну хорошо, – снизошел он. – Я тебя прощаю. На этот раз.
– Ну уж если ты такой хороший, то и я тебя прощу.
– За что это?
– А за то, что ты был груб со своей мамочкой.
Ники надул губы, потом поцеловал ее и обвил руками шею.
– Извини, мамочка.
Он поцеловал ее еще раз, а потом развернулся и помчался прочь.
– Удачного тебе дня в школе.