— Кандидат медицинских наук Смирнов А. Б., — вспомнил я фамилию автора и ладонью провел по животу Насти.
На этом повивальная тема закрылась. Я любил ее. И потом я ее любил. И раньше. И когда нас на свете не было.
— Ты очень сильный, — пробормотала Настя, отворачиваясь к стене. — У тебя должны быть наложницы. Много наложниц. И я их всех убью.
Вскоре она уже тихо посапывала, завернувшись и одеяло, как ручейник.
Осторожно, чтобы не разбудить ее, я встал с постели и надел подштанники. Бубен под зеленым плафоном лампы отливал трупным цветом. Это был его цвет. "Пора и мне отлить", — подумал я, на цыпочках пробираясь к двери.
Большая Медведица, оставив далеко позади созвездие Гончих Псов, отдыхала в ночном безоблачном небе. В сарае ворчал Хасан. Опустив глаза, я посмотрел на желтые чертежи, нашел в них некоторое сходство с грядой Курильских островов, славных своими гейзерами, и бодро взбежал на крыльцо. По пути в кабинет Обрубкова я задержался у печки. Сухие березовые поленья, подброшенные мною в ее раскаленное брюхо, затрещали, точно ореховая скорлупа в зубах щелкунчика.
— Чем могу? — От неожиданности я уронил брегет — луковицу на пол.
Брегет я безошибочно отыскал в темноте. Он всегда висел на гвоздике слева от письменного стола егеря. Но как бесшумно я ни двигался, чуткий сон бывалого разведчика я все же потревожил. Или Гаврила Степанович вовсе не спал.
— Брегет, — прохрипел я, испытывая чувство неловкости, ибо ловкость мне на этот раз изменила.
— Четверть второго, — отозвался Обрубков.
— Спасибо. — Я нащупал командирские часы и положил их на стол.
Тема времени была на этом исчерпана. Я двинул обратно на кухню.
— Брегет забыл, — напомнил из темноты Гаврила Степанович. — Но я и так тебе скажу. Это иероглифы.
— Не понял.
Я действительно не понял.
— Тебе же не луковица потребовалась, а линза на циферблате, верно? — Он включил ночник и приподнялся на подушке.
Гаврила Степанович приподнялся, а я сел на табурет. Прямо на пузырек с таблетками от больной печени егеря.
— Ну, тащи его сюда, — усмехнулся мой шеф. — Ты же не остановишься на достигнутом.
Через минуту мы вместе рассматривали внутреннюю сторону бубна. Расчленять часы с гравировкой "За доблесть, проявленную в борьбе с Колчаком" нам для этого не пришлось. В берестяной шкатулке Обрубков хранил довольно мощную лупу современного образца. Посредством искусственного увеличения красные насекомые на обечайке превратились в четыре иероглифа, плохо сохранившиеся, но вполне узнаваемые.
— Цзе ши хуань хунь, — прочитал егерь.