Даниэль Тражан с трудом приходил в себя. По мнению врачей, ему еще понадобится время до полного выздоровления. Лечение было уже начато, и ему еще не один день придется провести в больнице. Майор Терон увидел перед собой совершенно безучастного человека с блуждающим взглядом, который никак не мог сосредоточиться, — наверняка результат приема психотропных средств. Тем не менее Терону было необходимо задать несколько вопросов. Алиби Тражана было проверено в адвокатском бюро, где он работал. Но может быть, повезет и он вспомнит что-нибудь ценное… Терон начал задавать вопросы, но Тражан упорно смотрел в белую стену прямо перед собой. Из капельницы в вену медленно сочилась какая-то прозрачная жидкость. Казалось, здесь, лежа на больничной койке, этот человек бежал от реальности. Отвечая на вопросы, он машинально кивал: ему нечего было сказать, он не понимал, почему выбрали его жену. Это, конечно, какая-то ошибка. У Терона перехватило горло, он не мог больше задать ни одного вопроса. Он испытывал к этому человеку только глубокое сочувствие. Но на сочувствие времени не было. Правда, одна подробность заставила его задуматься: по словам мужа, Валери Тражан никогда не носила контактные линзы.
Давид Кривен сидел перед компьютером в общей комнате, где работали все члены его бригады. Помещение было неудобным и тесным, но полицейские не жаловались — все они делали одно общее дело. Кривен был погружен в изучение событий тридцатилетней давности. Тридцать ударов плетью, тридцать лет, день рождения… Он искал в разделе «Происшествия»: что-то, случившееся в Париже тридцать лет назад, могло сегодня натолкнуть следствие на нужный след — похожий почерк преступления, история, о которой писали в то время… Интернет оказывался действительно полезным для подобного рода розысков, даже притом что не все газеты были выложены на веб-страницах. Трое из его людей уже трудились в библиотеках, а у него самого от постоянных поисков в Сети покраснели глаза. Если тогда хоть что-нибудь произошло, они это найдут.
Улики появлялись, но следствие не продвигалось. Нико казалось, что у него кончились силы. Но продолжать поиски надо было любой ценой. Он закрыл глаза, спрятал лицо в ладонях и начал массировать себе виски — как будто эти движения могли вернуть ему энергию и силы. И тогда он услышал шаги в узком коридоре, который вел к его кабинету. Дверь отворилась. Он поднял голову. Перед ним была Каролин. Она стояла на пороге и улыбалась. Он встал, подошел к ней. Желание было настолько велико, что он решил попытать счастья. Он привлек женщину к себе и впился губами в ее губы. Все остальное потеряло значение. Он хотел только целовать ее. Каролин не вырывалась. Ее рука коснулась его шеи, и Нико почувствовал, что начинает дрожать. Через одежду он ощущал ее тело, он не мог от нее оторваться. Трепет ее языка у него во рту… Оторвавшись друг от друга, они все равно не разжали объятий. Он целовал ее шею. Он так мечтал об этом. Он обожал ее запах, жар ее кожи. Он с ума сходил по этой женщине.
Судебный следователь Беккер разговаривал с Алексисом Перреном у себя в кабинете. На зятя комиссара Сирски было страшно смотреть: тревожный взгляд, мертвенно-бледная кожа… Когда Перрен садился, он не смог даже сдержать дрожь в коленях. Человек был совершенно не в себе, и необходимо было выяснить почему.
— У меня есть к вам несколько вопросов, доктор Перрен, по поводу этого трудного дела. Дивизионный комиссар Сирски сообщил мне, что вы родственники. Вам известно, что он занимается этим делом, а вы являетесь основным свидетелем. Вы замешаны…
— Замешан? Я?
— Именно вы. Изучение списка ваших пациентов в компьютере и документов с вашего рабочего стола позволяет думать, что вы были знакомы со всеми тремя жертвами убийцы.
— Это ложь. Я их никогда не видел. Это не мои пациенты, и я не понимаю, каким образом их медицинские карты оказались у меня в компьютере. Надеюсь, ваши специалисты дадут на это ответ. Я слышал, что говорили о взломе данных…
— Не волнуйтесь. Я просто хочу понять.
— А чего я хочу, как вы думаете? Я от этого схожу с ума. Господи, а фотографии… Они не идут у меня из головы. Но я тут ни при чем.
— Никто и не утверждает обратное. Можете мне рассказать, как вы работали последние дни? Мне известно, что большинство назначенных встреч оказывались ложными…
Он не мог оторвать от нее глаз. Он сжимал ей руку. Он боялся, что все это просто прекрасный сон и она сейчас исчезнет. Они перешли мост Сен-Мишель в направлении улицы Сент-Андре-дез-ар. Посредине моста он снова начал ее целовать. На этот раз с нежностью. Они решили быстро перекусить в блинной: ему нужно было тут же возвращаться на набережную. И он предложил ей встретиться позже… Он просто теперь без нее не мог.
Александру Беккеру с трудом верилось во все, что ему рассказывал Перрен: очень тщательно оркестрованная безумная история заговора. Если человек, сидевший перед ним, не был убийцей, то тогда у преступника должно было быть богатейшее воображение. Беккер бросил взгляд на заключение графолога. Макс Вальберг писал, что Перрен, как и убийца, левша, но его почерк значительно отличается от почерка убийцы. Конечно, это нельзя назвать доказательством невиновности Перрена, но все же заставляло задуматься. Беккер начал сомневаться. Он не мог поверить в виновность Перрена, хотя тот очевидно был очень напуган: вероятно, он был просто раздавлен этими невообразимыми событиями, в ход которых оказался вовлечен. Но если это не он, то кто же?
Под столом их ноги соприкасались. Официант принес заказанные блины и бутылку сидра. Нико почувствовал себя студентом, таким, каким он был двадцать лет назад. Он часто гулял тогда в этом квартале, между Институтом политических наук и факультетом права Сорбонны. Она же училась медицине сначала около Одеона, потом на факультете в Жюссьё и в Сент-Антуане. Как бывает в жизни — ведь они, может быть, видели друг друга, проходя мимо галереи живописи на улице Мазарини, — это было излюбленное место прогулок и для Нико, и для Каролин. Ведь они могли бы встретиться тогда… Но в этом случае у него не было бы Дмитрия. Зато сегодня она была рядом. Он ел одной рукой, а другой ласкал ее колено. Вот его пальцы поднялись немного выше, скользнули по шелковистым колготкам… Он чуть не задохнулся. Она улыбнулась. Он склонился над тарелкой: у него было одно желание — снова начать ее целовать.
Перед входом в управление они расстались, обменявшись номерами мобильных телефонов. Он смотрел, как она уходила, и на сердце у него было тревожно. Он хотел бы схватить ее, прижать к себе и никогда больше не отпускать. Однако долг призывал его. И задача стояла перед ним не из легких: серийный убийца, зять, на которого падает подозрение, угрозы личного характера и ожидание четвертой жертвы… В этом была его жизнь, и облаву на преступников вел он. Это было больше чем работа, это был священный долг.
Кривен проверил записи Алексиса за три года: никакого следа женщин, которые стали жертвами убийцы. Это подтверждало слова зятя Нико: он их не знал, они никогда не были его пациентками. Нико позвонил судье Беккеру. Тот проинформировал его, что закончил допрос Алексиса. Они в который раз обсудили проблемы, связанные со следствием, и остановились на уликах, которыми располагали. Нельзя сказать, что у них ничего не было, но найденные улики не позволяли назвать имя человека, совершившего эти ужасающие преступления. Напряжение нарастало. Нико повесил трубку и прошел в группу Терона. Все, кто находился в комнате, были заняты телефонными разговорами. Обнаружить след бывших содержателей притонов, которых они засадили за решетку, понять, могут ли эти люди быть похожи на убийцу, и проверить, что они делали последние дни, — работа не из легких. Более того: то и дело бригада Терона сталкивалась с тем, что тот или другой человек исчезал из виду, уезжал, не оставив адреса, или же продолжал рассматривать небо в клеточку. И уголовная бригада пускалась в новый поиск.
Она закончила работу. Он двинулся за ней и не упускал ее из виду ни в грязно-серых вестибюлях подземки, ни в шумных, до отказа наполненных поездах метро, ни тем более на парижских улицах. Как она шла, не имело значения. Он держался на расстоянии, но достаточно близком, — не стоило давать ей возможность ускользнуть от него. Конечно, он знал, куда она идет, он всегда мог нанести ей визит. Но преследование придавало новые оттенки ожиданию. Он наслаждался и предвкушал те минуты наслаждения, что переживет вскоре благодаря ей. Она была хороша собой, впрочем, как и предыдущие. Социальный успех сквозил в ее манере одеваться, в том, как она шла. В действительности он ненавидел ее. Она заставила его невыносимо страдать, а он беспрекословно выносил это страдание. Теперь об этом не может быть и речи. Сегодня он возьмет верх. Сегодня он расправится с ней. Вот она остановилась что-то купить. Вошла в здание, поднялась на третий этаж и чуть не выронила все, что купила, когда вставляла ключ в замочную скважину. «К счастью», он оказался рядом, предложил помочь, взял из ее рук пакет. Она поблагодарила робкой улыбкой и не знала, приглашать его зайти в квартиру или нет, но в конце концов воспитанность взяла верх.
— Если вы не хотите, я могу все оставить здесь, на лестничной площадке…
— Нет-нет, что вы, — настаивала она, — входите.
Он ликовал: его дружелюбие столь убедительно! Он уже чувствовал добычу в своих руках. Возбуждение нарастало. Он оставил входную дверь открытой: не нужно было пугать ее сейчас, когда капкан вот-вот защелкнется. Войдя на кухню вслед за ней, он встал позади молодой женщины и вытащил из кармана пиджака носовой платок. Одно резкое и точное движение — и платок оказывается у нее на лице. От изумления она на мгновение застыла, а когда пришла в себя и начала отбиваться, было уже поздно: эфир сделал свое дело. Ее мускулы расслабились, разум затуманился, и она соскользнула на плитки пола. Тогда он разжал свои объятия и убедился, что она не притворяется. Закрыл входную дверь, осмотрел квартиру и тут же обнаружил стол, к которому он ее привяжет. Идеально. И он принялся за работу.
ebooksa