Выслушав длинный рассказ Агусто Литтона, Дон не задал ей ни единого вопроса. Он словно перешел в другое измерение – закрыл глаза и смолк. Что он думает по поводу всей этой истории, Эва могла только догадываться. Но почти наверняка сомневается в ее правдивости.
Между тем все, что рассказал Литтон, было правдой – от первого и до последнего слова. Годы уже начали сливаться между собой, ей было трудно точно датировать то или иное событие – но то, что она и ее отец жили слишком долго, было горькой, неоспоримой истиной. Инъекции, которые ей делали, когда она была подростком, были болезненны, после них остались шрамы и другие, еще более тяжелые последствия, но задачу свою они выполнили. Так же, как и у отца.
Они остановили биологические часы, встроенные в каждого живущего на земле человека, остановили генетический будильник, поставленный на определенное время. Спустя девяносто лет после первой инъекции клетки ее тела по-прежнему ухитрялись воспроизводить сами себя без малейших дефектов и мутаций.
Может быть, кожа стала чуть тоньше, суставы не такие гибкие… Но в остальном ее тело, так же как и у брата в шахте, было словно законсервированным… В том, что этот проклятый туннель, этот вход в Подземный мир поставил их вне времени, заключалась горькая ирония. Они словно уравнялись – брат и сестра. Мертвец и живая женщина.
Цена, заплаченная ей, была непомерно высока. Она не могла иметь детей. Но тогда никто даже не догадывался, что инъекции могут дать такое осложнение. Отец всегда говорил, что это непостижимый подарок судьбы, что долг этот невозможно вернуть, – и до поры до времени она верила ему безоговорочно.
Иногда Эва спрашивала себя: живет ли она в самом деле? Потому что жизнь – это возможность выбора, а выбора у нее никогда не было.
За исключением разве что Стокгольма… Она прожила со своим мужем почти двадцать лет, до и после войны, но потом он умер, и она вернулась под крыло отца.
Единственное, что их объединяло, – оба тосковали по Улафу, чья жизнь кончилась так рано. И то она иногда сомневалась – тоскует ли отец по Улафу или просто не может примириться с утратой креста и звезды Стриндберга?
Она была в туннеле только один раз. Ей тогда было десять лет, и она вспоминала этот эпизод как видение ада. Она до сих пор помнила этот звук, он до сих пор стоял у нее в ушах… но никакие мистические видения ее не посещали.
Она больше туда не возвращалась. И в военных изысканиях не принимала участия. Вместо этого она взяла на себя заботы о практической стороне жизни отца. И из тех, кто когда-либо спускался в туннель, жива, наверное, только она одна. Единственный человек, кто знал, откуда взялись невероятные знания ее отца.
Но, насколько ей было известно, отец в последнее время занимался какими-то странными экспериментами – хотел наладить контакт с другим миром, свидания с которым он до сих пор, благодаря инъекциям, счастливо избегал.
Люди, которых Литтон взял с собой, обладали, по его мнению, достаточной ментальной энергией, чтобы открыть подземный портал. К чему он стремился? Абсолютное знание, никаких намеков и видений – он хотел получить полную, неоспоримую ясность. Она последовала его инструкциям, поехала в Фалун, нашла этого Дона Тительмана. И неожиданно он так сильно напомнил ей погибшего брата, что она решила: это не может быть случайностью.
Во время их скитаний Эве становилось все менее ясно, что именно она хочет достичь, вернув отцу крест и звезду Стриндберга. Она не знала, хочет ли она ему помочь или хочет раз и навсегда покончить с его проклятым Подземным миром.
И она так хотела защитить Дона от неизбежного конца… Она поправила его бархатный пиджак и села рядом, ни о чем не думая, только вслушиваясь в его дыхание.
Дон почувствовал прикосновение и хотел поймать ее за руку. Он должен наконец получить ответ на все вопросы.
Для своих ста лет она неплохо сохранилась. И конечно, ей очень повезло с этой игрой в адвоката, ее могли тут же разоблачить. Но, как говорят, a
Он улыбнулся, вспомнив все их приключения, все, что уместилось между капитанской каютой на «Ямале» и комнатой для допросов в Фалуне.
Он вспомнил Ипр, кладбище Сен Шарль де Потиз, и почувствовал, что ему ее не хватает, хотя Эва сидела в двух шагах от него.
Он поднял глаза и хотел что-то сказать, но в этот момент наступила полная тишина, а потом задрожал хрусталь в баре.
Ледоход начал торможение.
ebooksa