Одержимые

Потому, что его плач разрывал мое сердце, но и приводил меня в ярость, поэтому я боялась наложить на него руки, бешено и неожиданно для себя.

Потому, что он вздрагивал при виде меня. Этот его нервный взгляд.

Потому, что он всегда ранил себя, он был такой неуклюжий, падал с качелей и ударялся головкой о железную раму, да так, что никто из мам не замечал и не кричал: «О, смотрите! Посмотрите, ваш сын разбился в кровь!» И тогда, на кухне, хныкая и толкая меня, когда я была в плохом настроении, потянулся и схватил ковшик с кипятком и чуть не перевернул его на себя, прямо в лицо, а я потеряла над собой контроль и отшлепала его, тряся за руку: «Негодный! Негодный! Негодный мальчишка!» Я вопила во весь голос и не беспокоилась, что кто-то услышит.

Потому, что в тот день в суде ты отказался посмотреть на меня, твое лицо закрылось, как кулак, и у адвоката тоже, точно я грязь у вас под ногами. Словно он вовсе не был твоим сыном, но ты готов подписать бумага, ты же такой благородный.

Потому, что зал суда не был похож на то, что я ожидала, — не большой и красивый, как по телевизору, а простая комната со столом судьи и тремя рядами по шесть стульев, и ни одного окна. Вдобавок эти мигающие тошнотворно-желтоватые флуоресцентные трубки, от которых болели глаза, поэтому я была в темных очках, отчего судья ошибочно плохо обо мне подумал. Я чихала, всхлипывала, вытирала нос, нервно хихикала при каждом вопросе, стыдясь своего возраста, имени, поэтому ты глядел на меня с отвращением, как и все остальные.

Потому, что они были на твоей стороне. Я ничего не могла изменить.

Потому, что, выделив мне пособие на воспитание ребенка, ты имел право уехать.

Потому, что я не могла последовать за тобой.

Потому, что он писался, постоянно, несмотря на свой возраст.

Потому, что я была во всем виновата. Я была виновата.

Потому, что моя собственная мать кричала на меня по телефону. Она сказала, что не могла помочь мне в жизни. «Никто не сможет помочь тебе!» Мы орали друг другу такое, от чего у нас перехватило дух, и в конце концов расплакались. Потом я швырнула телефонную трубку, зная, что отныне у меня нет больше матери, а после, погрустив, поняла, что так лучше.

Потому, что однажды он это узнает, и от этого ему будет больно.

Потому, что волосы у него были моего цвета, и глаза тоже. Его левый глаз — слабое место.

Потому, что, когда это почти случилось — на него чуть не пролилась кипящая вода, — я увидела, как будет легко. Как, если бы он не закричал, то соседи ничего бы не узнали.

Потому, что, да, они узнают, но когда я захочу этого.

Потому, что тогда и ты узнаешь. Только тогда, когда я захочу этого.

Потому, что я тогда смогу поговорить с тобой. Может, напишу письмо, которое перешлет тебе твой адвокат или твоя сестра. Может, пообщаюсь с тобой по телефону, или даже с глазу на глаз.

Потому, что тогда ты будешь вынужден сделать это.

Потому, что, хотя ты его не любил, ты не сможешь избежать его.

Потому, что у меня открылось кровотечение, продолжавшееся шесть дней, а потом мазалось еще дня три или четыре.