В зале засвистели, зааплодировали.
Потемкин скромно поклонился.
Обычные дела, мол, ничего особенного, я еще и не такое умею проделывать.
В городе они не остались на ночь. Китайгородцев посчитал, что это может быть небезопасно. Они могли уехать поездом, потому что в этом городе была своя железнодорожная станция, но Китайгородцев решил запутать преследователей, если таковые имелись. Он нанял машину, которая за два часа доставила их в другой город – здесь тоже была станция, где Китайгородцев и Потемкин сели, наконец, в проходящий поезд.
Людей в вагоне было немного. В купе, которое заняли Потемкин и Китайгородцев, так вообще никого. Свет не зажигали, сидели в темноте, глядя, как за окном, едва различимые, проплывают силуэты деревьев.
– Я хочу, чтобы вы попробовали еще раз, – сказал Китайгородцев. – Зачем-то Михаил все это проделывал. Может, он еще меня заставил что-либо забыть.
– Я не решался заходить слишком далеко, – негромко произнес Потемкин. – Без вашего на то согласия.
– Мне до сих пор не по себе. Я никогда не мог подумать, что можно залезть к человеку в мозги и хозяйничать там, как у себя в квартире.
– Так вы согласны? – уточнил Потемкин.
– Да.
Размеренный стук колес поезда действовал усыпляюще. Китайгородцев в полной темноте, закрыв глаза, слышал негромкий голос:
– Восемь… Девять… Вам тепло, вам спокойно, вы хотите спать…
Он действительно хотел спать. Веки налились свинцом, их не поднять, и вообще пошевелиться невозможно, как казалось.
– Десять… Одиннадцать…
Уже и стук колес неразличим. Только голос гипнотизера.
– Двенадцать… Тринадцать…
Дыхание у Китайгородцева сделалось ровным и глубоким.
Потемкин продолжал считать, загоняя его в транс все глубже и глубже. Проверил, насколько глубоко погружение: поднял руку Китайгородцева, отпустил ее, рука зависла в воздухе, словно это был несгибающийся протез.
– Я хочу, чтобы вы мысленно вернулись в тот дом в лесу, – сказал Потемкин, – где жил Михаил. Вы помните Михаила?
– Да, – коротко ответил Китайгородцев, не открывая глаз.