— Что, думаете, не знаю ничего про вашу «медвежью невесту»?! Про достопримечательность Разливного и Малой Речки?!
Помолчали, причем охотники скромно потупились.
— Да что там, «невеста, невеста»! Мы не знаем, чья она невеста…
— Но верите, что пришла от медведей? А почему вы не думаете, что девица могла приехать из Ермаков или из Красноярска? Хорошая лыжница, прибежала из чистого хулиганства…
— Так за ней ведь Константин ухаживал… Он не дурак, Константин, и охотник хороший…
Володька почему-то замолчал, и Товстолес подбодрил его коротким «ну-ну…».
— Константин рассказывал мне — пахло от нее зверем, медведем. Он ей сказал, она и ответила — мол, пришла от медведей…
— Дочь охотника, все в доме пропахло, сама спала голой на шкуре. Волосы пышные, запах в них держится долго… Можно и так объяснить, верно?
— Да посудите сами! Приходит чуть ли не на Новый год незнакомая никому девица, лыжи широкие, ведет себя необычно, пахнет зверем…
— А главное — водки не пьет, и целоваться не умеет. Сразу видно — медведица.
— Не смейтесь, не смейтесь, Владимир Дмитриевич! Тут главное — не такая она. Это трудно выразить словами, но видно — она отличается от людей… Что не пьет — это деталь, и не из самых важных. И представляете себе? Выходит под утро, встает на лыжи… и исчезла!
— Лыжню проследить не пытались?
— Сначала не пытались, потом прошел снегопад.
— Понятно. Я тут слышал версию, что лыжные следы перешли в медвежьи. В это вы верите?
Охотники расхохотались.
— Это Ивашка Перфильев рассказывал?
Товстолес кивнул.
— Тогда понятно! Вранье это, просто потом, после снегопада, уже нельзя было пройти по следам.
— Слава Богу, хоть в это не верите! Скажите лучше: как одета она была, эта «медвежья невеста»? Платье, кофта, колготки?
— Вроде бы да…