Граф Черноу сам улыбнулся своим безумным мыслям, но скажите на милость, что же он еще мог предположить? Вот факты: медведь тихо пришел, полежал там, где должна была спустя несколько часов пройти медведица — прямо на лагерь. Потом он дождался темноты, и пользуясь темнотой, переместился в другое место, где ничего, кроме разговоров, его не могло бы заинтересовать. Так он лежал, слушал беседы людей, наблюдал за ними (в том числе естественно, и за Черноу), и так дождался, когда все лягут спать. Тогда медведь тихо-тихо, по-прежнему не обнаруживая себя ничем, удалился.
Да! И еще медведь каким-то непонятным образом изменил или уничтожил свой запах — потому что если даже медведь не источает «аромата» тухлятины, в которой обожает валяться, тяжелый запах зверя чувствуется за десятки метров. Вчера вечером, в темноте, ветер менялся несколько раз, но никакого запаха Черноу, хоть убейте, не слышал.
Трудно сказать, как долго стоял над этой лежкой Черноу; во всяком случае, стоял он до тех пор, пока его нашел здесь Федор Тихий. Вот тут, в сереньком утреннем свете, и состоялся первый раз диалог глаз австрийского графа и немого русского охотника.
«Они же разумные!» — говорил широко распахнутый взгляд графа. Граф постучал себя и Тихого по голове, а потом показал на лежку — для убедительности.
«Разумные!» — подтверждали и кивки, и глаза Тихого.
«Это не звери!» — уверял граф, показывая — у этого медведя нет ничего общего с другими зверьми.
«Конечно, ну какие там звери» — пожимал Федор плечами.
«Он здесь лежал, чтобы слушать нас!» — показал знаками граф, а Федор изо всех сил кивал.
«Да! Да!» — говорил Федор, как умел, — «Конечно, он пришел, чтобы нас слушать!».
Черноу сделал знак Федору, увел его к месту первой лежки.
«Он тут залег, когда солнце было еще высоко, а люди были вон там!» — показывал знаками Вальтер-Иоганн, — «Он тут лежал и ждал прихода медведицы, он хотел видеть, что мы будем делать!»
«Да!» — соглашался Федор Тихий, и в свою очередь махнул рукой, повел графа по следу, ведшему в глубину леса.
«Видишь, он ушел? Совсем ушел?» — махал Федор, показывая это графу.
«Да!» — решительно кивал головой граф, — «Да, он ушел…». И вопросительный взгляд: «Дальше что?»
Сложив руки лодочкой, изображая пасть медведя, Федор показал — вчера медведь мог напасть на лагерь, мог загрызть кого угодно. Граф Черноу кивал и кивал головой, отмахивал рукой, показывая: ну до чего же мог сожрать кого угодно!
«Но медведь не сделал этого!» — показывал Федор, — «Не сделал! Он мог навредить людям, но не навредил! И этот зверь больше не придет!»
Черноу не мог сказать всего, что он думает. Он только смотрел в глаза Федора своими расширенными глазами, а потом показал, как он дрожит, пригибается, закрывает лицо руками от страха, и ткнул в уводящий прочь след. «Я боюсь!» — должны были означать знаки.
И тут Федор Тихий, всегда помнивший субординацию, положил графу руку на плечо, изо всех сил стал показывать: не надо бояться! Зверь не вернется, и будет очень плохо, если на него начнут охотиться. Опять настал черед графу Черноу соглашаться.
И тогда Федор улыбнулся немного смущенной, немного глупой улыбкой, ткнул пальцем в сторону лагеря, и тот же палец приложил к губам. «Не надо рассказывать…» — просил Федор; граф подумал и очередной раз кивнул. Подумал еще и стал показывать, что ружье — это для птиц. Вон для таких, которые сидят на деревьях и летают, хлопая крыльями. А в тех, кто ходит на четырех ногах, солидно переставляя лапы, кто рычит — в тех стрелять ни в коем случае нельзя. Граф так мотал головой, показывая, как нельзя в них стрелять, что у него закружилась голова. А Федор кивал так, что боялся — как бы она не отвалилась.
С тех пор граф знал две очень важные вещи, которых не знал никто в лагере, ни один из умных, опытных проводников: что в лесу есть очень разные медведи, с очень разными наклонностями. И что Федор Тихий это знает… И скорее всего, знает и еще много чего интересного.
ebooksa