Что это?! Из той же кучи, из-под туши марала, торчит нога в кирзовом сапоге. Володька перекрестился, обошел кучу… позеленел, отступил на шаг.
— Мужики… Глядите, человека мишка взял.
— Кого?.. Можно разобрать?
— Можно. Вот иди и разбирай.
Да, разобрать вполне можно. Как ни сильно сгнил труп, черты лица еще можно разобрать:
— Это же Володя Потылицын! Он же пошел в лес по ягоду!
— Вот и пошел…
— Та-ак! Вот из-за кого погибают люди! Медведь-людоед у деревни…
— Не всех еще мы перебили!
— Значит, так… Оставлять его здесь невозможно…
Кивки всех четырех, кто понимает человеческую речь.
— До машины тут будет… Километров пять, как бы Коля не расстарался. Так?
— Так. Километров пять — на носилках.
— Да что там! Понесем, сменяясь. Ничего!
— Тогда так… Двое стерегут, а двое с немцем — в лагерь. Ты, слышь, твое благородие, герр Черноу, конт Черноу, ком цу мир![6] Вот гляди — видишь, что тут такое?! Он и нас запросто может… Вот так, ам-ам, он запросто может! Сейчас убегать надо, медведи… это… Ну, вот такие (Александр Хлынов, уважаемый в деревне дядька лет под пятьдесят, стал на четвереньки и зарычал) — они нас могут ам-ам, маленько шамать. Мы теперь давай в жилуху подадимся, нах дорф![7]
— Постойте, мужики… А если тут же и сделать лабаз? Графа в деревню, Потылицына — в деревню… то есть труп Потылицына — в деревню, а нам двоим засесть тут на лабазе?! Он же, скотина, точно сегодня придет!
— Дело! Так что вот — Володька и Костя сторожат, мы с Сашей быстро в лагерь, собираемся… И от развилки — сюда!
— Носилок-то нет.
— Делаем лабаз, можно будет сделать и носилки.
Не очень трудно сказать, где был медведь днем: ясное дело, дрыхнул где-нибудь в темном и прохладном месте, пережидал жару. Труднее сказать, почему зверь не появился около своей захоронки ни вечером, ни следующим утром. Если был сыт, то с чего? Если охотился, то где? Все это вопросы без ответов, да и не очень важные вопросы. Гораздо важнее, что утром 9 августа Володька и Костя слезли с лабаза с ломотой во всех мышцах, смертельным желанием спать, и массой впечатлений от ночного ожидания медведя. Но без добытого зверя.