Я сразу же увидел автомат и так, словно от этого зависело, жить или не жить, поспешил к нему.
Стаканов было даже три, но вот монеток — ни одной.
Здесь я оплошал. Были двугривенные, были пятаки и прочая мелочь. Бумажные деньги были. Но ни копеечки, ни троячка. А вокруг — ни души. Только черная адыгейская ночь и предчувствие гражданской войны. Я помыл стакан над хлипкой струйкой, поставил его в стаканоприемник и ударил по автомату кулаком в то место, о котором знал с детства. Не вышло. Тогда подумал немного и ударил в режиме второго варианта — сразу в двух местах и с оттягом. Автомат сработал и выдал то, что требовалось. Без сиропа. Как и нужно, чего и хотелось. Втянул в себя великолепную холодную воду, щекочущую горло. — Уверенно поставил стакан под трубочку и повторил удары. Теперь, выпив уже медленно, пришел в себя. Только теперь посмотрел на часы. Без четверти три. Так долго спал и не помнил себя! Прошелся по улице, вернулся было к «отелю», но это было противоестественно, и остаток ночи я провел на вокзале.
А с утра началось! Дела на заводе сладились как нельзя лучше. К пятнадцати часам. И вообще все переменилось. В гастрономе за городским парком отыскалось пиво. Я купил три бутылки и одну выпил тут же. Естественно, пляж уже накрылся. «Ну что, попил водочки?» — спросил я себя, ненавистного. Чтобы лишить себя возможности нехороших ассоциаций, забрал из гостиницы сумку. Решив поехать в Краснодар другим путем, чтобы больше в этом мире увидеть, я отправился туда поездом. Самолет, возвратный и надежный, вылетал на следующий день в одиннадцать. Значит, оставалось еще некоторое время. Выбирая поезд, а большого выбора не было, увидел над кассой: «Туапсе 17.05». То есть через семь минут. И, ни о чем более не думая, купил билет.
Поезд шел по горам и ущельям, туннелям, другим невообразимым ранее местам, диким и прекрасным. Когда поезд остановился, пришел миг превращения дневного бытия в сумерки. Я сошел на перрон, и тут же начался мелкий курортный дождь.
Чудесное странствие мое по вечернему, а после по ночному городу, сидение на волнорезе, кофе в полуночной забегаловке, морской вокзал, промокшие ноги, опять волнорез… Неожиданно для себя я купил открытку с видом местного пляжа и написал что-то женщине, с которой не виделся уже лет десять. Потом я разулся и шел по кромке прибоя так долго, как смог, потом нашел сухой угол под навесом и долго лежал, закинув руки за голову.
Я с трудом заставил себя сесть в краснодарский поезд. Подумать только, не приедь я тогда в Туапсе или приедь утром, когда пляж и толпы, а после непременно уехал бы в семнадцать часов, так вот, в этом случае ничего этого не было бы никогда. Поезд тронулся…
Охотовед привел их к кирпичной стене мертвого механического завода. Только в конторе еще блуждали тени забытых предков. Десяток служащих, бухгалтер, директор. Оборудование в цехах было большей частью демонтировано и вывезено. После того, как ловцы удачи завершили «демонтаж»: срезали остатки кабеля, унесли посильное, после того, как ночью кто-то попытался с помощью автокрана забрать и вывезти последнее на «КамАЗах», на территории появилась-вооруженная охрана.
— Я тут бывал раньше. Так что вы у меня в гостях.
— Что за работа-то? Робу дашь? — поторопился выяснить обстановку рыжий.
— Все дам, что потребуется. Куда лезешь в дыру? Нам вот туда.
Охотовед указывал на заводской стадиончик. Трибуна человек на пятьсот, стойки футбольных ворот, невесть как уцелевшие, поземка на гаревой дорожке, уже в отметинах времени. Прошли к подсобке. Раньше здесь переодевались футболисты. Охотовед открыл дверь своим ключом. Вошли.
— Перед работой, может, нальешь? Хорошо бы. Работа шепчет. То есть погода подсказывает.
— Переодевайтесь пока. — Охотовед раскрыл свой баул и стал вынимать оттуда спортивную форму. Застиранные майки с номерами во всю спину, трико, разбитые, но все еще живые кроссовки и кеды. Размеры соответствовали, недаром в ночлежке записывали габариты. Даже шерстяные носки дал Охотовед. Тонкие, но настоящие. Как будто целую команду раздел. Команда давно перестала существовать. Как и завод. Форма же осталась.
— Лихо! Смело! — загоготали бомжи. Из второго баула появились хоккейные свитера.
— Это чтобы не простудиться. А можно и телогрейки. Кто хочет телогрейку?
Захотели трое. Затем Охотовед выдал всем спортивные шапочки, тоже тронутые молью и временем, но для работы вполне годные.
— Пошли на выход.
Зрелище впечатляло. Бомжи оглядывали друг друга, показывали пальцами, покатывались со смеху.
— Построиться! — приказал Охотовед.
ebooksa