Тройное Дно

22
18
20
22
24
26
28
30

— А я и забыл. Ладно. Потом приезжай. Летом.

Вышли в белый хладный мир. Двинулись к метро.

— Матка боска! Ну ты же совсем память потерял! А апельсины?

— Апельсины, — потупился Колюн, — у меня денег больше нет.

— Как нет? Я же беречь велел.

— Шампанское, Вань, дорогое.

— А зачем брал? Эх, голова садовая. Ладно. Пошли.

Они миновали один переулок, другой.

— Здесь. Стой. Я сейчас.

Иван чувствовал себя виноватым. И потому он ошибся. Взяв в зале две килограммовые сетки апельсинов, помытарился с ними и как бы положил на место. В секцию. А тем временем дернул полусеточку, сунул в клапан, надорвал на ощупь. Апельсины ушли вниз, как по лифту. Огляделся. Народ кругом вроде бы есть, но не очень обильный. Все как бы спокойно. И он положил в карман еще сеточку, и еще одну. Но промедлил. Долго стоял. И перебрал чуток. Внизу пальто потяжелело. Та девочка, что стояла для пригляда, что-то заподозрила, мигнула старшей по залу. Тут как на грех мужики из подсобки. Не вырваться. И ах ты! Милиционер яблоки румынские покупает… Взяли Ивана.

Составили на него протокол, потом отпустили под подписку о невыезде, а Иван все думал, что это шуточки. Экая мелочь — апельсины. Но магазинские показали на него как на постоянного вора. Сговорились. Составили список. Иван все не верил. Колюн же не уехал из города. Он не мог бросить товарища в беде. А когда на суде Ивану дали год, принес ему передачу. Батон сухой колбасы, буханку хлеба, папиросы «Беломорканал» и теплый шарф. Комнату у Ивана, естественно, отобрали, но Колюн бросил семью, переехал жить в Ленинград, пошел в дворники и получил свою комнату, которую честно отработал. Когда же пришло время перемен, пытался обменять ее на квартиру в отдаленном районе, но был «кинут» при сделке. Бесконечная история продолжалась.

Чистилище

Вернувшись в гостиницу вечером, Пуляев в комнате никого не застал. Даже вещичек любителей полярной сельди не оказалось. Последующие поиски подтвердили простейшее предположение — Ивана с Колюном вычистили за нарушение режима. А жаль. Он искренне хотел послушать продолжение фантастической эпопеи двоих товарищей.

Сегодня он не пошел в демократический душ. Деньги некоторые имелись, и он отправился в сауну на Маяковке. Взял кабинет, долго отдыхал, вышел чистым и звонким. Попив пивка возле бани, отправился на свою лежанку. Наломавшись на чистке чердака и оттянувшись в бане, уснул мгновенно, держа в уме такую мысль: вот поспит полчасика, оклемается и увидит снова Ивана с Колюном. Больно крутые получались здесь законы внутреннего распорядка. Или, точнее, не совсем обычные для таких заведений.

Проснулся он часов около десяти вечера. Свет в комнате не горел, но все же различался новый постоялец на койке Колюна. Пуляев встал, сходил в туалет, вернулся. Новая персона оказалась мужчиной неприметной внешности, без признаков бытового пьянства и какой-либо степени ожирения. Одет он был в спортивный костюм, хороший, но не новый. Видимо, давно носил его.

— А где два товарища? — поинтересовался Пуляев у мужика, назвавшегося странно, Охотоведом. — Не вернутся уже?

— Увы. Шанс не использован. Чаю выпьем?

— Конечно.

Охотовед оказался парнем смышленым. Как бы и не расспрашивал ничего, но Пуляев неожиданно заметил, что рассказал про себя все, в рамках дозволенного Зверевым и собственным разумением. Про себя же новенький не сказал почти ничего. Охотовед да Охотовед. В тюрьме не сидел, как сюда попал — сам не понимает.

Вначале они обсудили проблемы футбола. Охотовед выведал эту слабую струнку Пуляева, и часа полтора они перемывали кости первому составу сборной, потом «Зениту», потом углубились в страны и дебри.