Подводное течение

22
18
20
22
24
26
28
30

– Колпачев опытный мент. Я ему доверил вести это дело. Не справится – уволим. В помощь ему я дал следователя Игната Судеца.

– Эту квашню? – удивился Веня. – Он три дня заявления от Саввы Бурлаченко не принимал. Буквоед.

– Не справится, и его уволим. Ты не дергайся, Веня, я держу руку на пульсе. Но второй случай для меня полная загадка. Женщина переоделась в стриптизершу сама. К ней силу не применяли. Зачем она приняла наркотик? И где пропадала три часа после ухода с рынка? С работы ушла в два. Талон к врачу был у нее на три часа. На рынке она была в три сорок пять, на чеке время пробито, а нашли ее в семь вечера в состоянии, не подлежащем описанию.

– Надо копать! – глубокомысленно заявил Веня Скуратов.

10

Слепцов долго сидел в кресле и смотрел на картину. Иллюстрацию ко второй главе он получил неделю назад. Пришел домой, а на стене уже висел мрачный пейзаж: лес или парк и одинокая лавочка на аллее. Как картина попала к нему в квартиру, осталось тайной.

Но сегодня пейзаж изменился. Подбросили другую картину. На лавочке лежала женщина с выражением ужаса на лице и с кровавой пеной у рта. Задранная юбка, черные чулки на подвязках, порванная кофточка, оголенная правая грудь. На траве – тень уходящего мужчины. Сделать такую картину за несколько часов трудно. Значит, художник сразу нарисовал две картины. Сначала Слепцову подбросили первую, потом ее подменили. Сегодня утром Слепцов ходил в банк и снимал со счета последние деньги, а когда вернулся, картина была уже другой. Сюжет об убийстве в парке показали в утренних новостях. Ни одного кадра с места происшествия не было. Журналисты проспали сенсацию. Значит, картину мог нарисовать только убийца. Но почему он присылает картины ему? Это означает только одно. Тот самый дружок Наташи, который читал ее роман и иллюстрировал его, вовсе не умер, как она сказала, и он знает, кому она отдала рукопись, а теперь знает, что писатель Слепцов хочет издать ее под собственным именем, и намеревается разоблачить самозванца. Ничего не получится. Теперь Слепцов понимал, что движет маньяком. Маша права: сейчас уже никого не интересуют банальные детективы. Гораздо интереснее заглянуть в душу убийцы, понять, что он чувствует.

Павел Михайлович снял картину со стены, завернул ее в бумагу и поехал к Марии Мезенцевой, в редакцию журнала «Богема».

Маша была занята: верстка первого номера находилась на завершающем этапе.

– Пашенька, я тебя очень люблю и уважаю, но у меня запарка. Завтра сдаем номер в типографию.

Он поймал запыхавшуюся женщину за руку.

– Выслушай меня, это важно. Вторую главу я буду переделывать. А иллюстрацию, которую вы напечатаете в завтрашнем номере, нужно немного исправить.

– О чем ты, милый? Материалы уже готовы к печати.

– Исправьте! Или я сниму книгу с публикации.

– Невозможно. У нас контракт.

– Заплачу неустойку.

– Ладно. Даю тебе пять минут.

– Мне нужен художник.

Маша позвала стоящего рядом молодого парня, и все трое вошли в ее кабинет.

– Делаем правку в первой иллюстрации к роману, – начал разговор Слепцов. – С помощью фотошопа это не трудно. У танцующей стриптизерши должна находиться красная роза в руке. И это очень важно. Мы поменяем образ героя. Он не зверь. Он любил своих жертв. Каждую.