Усмехнувшись, следователь поднял кочергу, но тут же, вскрикнув, ее и выронил.
— Что за черт?! — Он тряс обожженной рукой.
— Покажите-ка, — попросил шаман.
— Маслом надо помазать, — посоветовала Джина.
— Ерунда, пройдет, — ответил Беликов, но ладонь показал.
Ожог был не слишком сильный, но волдыри гарантировал. Шаман наложил на него свою ладонь и, подержав минуту и что-то невнятно нашептывая, сложил по одному пальцы Беликова в кулак.
— Не разжимайте четверть часа.
— Ладно, — кивнул следователь, возвращаясь за стол. — Мне одно не понятно, Василий. Как такой супермен, как ваш заарин, позволил себя казнить?
— Ну, во-первых, там было задействовано несколько сильных боо, но заарин, конечно же, справился бы с ними, если бы захотел.
— А во-вторых?
— Он не захотел сопротивляться, он хотел умереть.
— Почему?
— Пути его неисповедимы. Я не знаю ответа. Я всего лишь практикующий шаман без посвящения. Знания утрачены безвозвратно.
— Вы не правы, — возразил Есько, — знания не могут быть утрачены.
— Почему? — спросила Джина. — Сгорела, скажем, какая-нибудь бурятская тайная колдовская книга, и все, пишите письма!
Шаман рассмеялся:
— Девочка моя, у бурят до советской власти вообще не было письменности, а уж тем более каких-то там тайных книг. Знание передавалось из уст в уста в процессе ученичества. Шагланов хотел передать их усть-ордынскому Быку, Садо Мунхажаеву, но твой прадед Гомбо Хандагуров убил Быка, и цепочка оборвалась.
— Значит, этот низкий и подлый Гомбо — мой предок? — догадалась наконец Джина.
— Именно поэтому теперь, когда заарин восстал из могилы, нам и всем другим потомкам Гомбо грозит смерть.
— А также, наверное, потомкам его убийц, усть-ордынских шаманов Пятнистого Волка, Сороки и, может быть, Полярной Совы, — предположил Есько.