Заарин

Он проснулся, не видя ножа в моей руке, сладко потянулся и детским движением, до боли знакомым, потер глаза.

— Брат мой, — улыбнулся он, — я вернулся, брат!

— Зачем? — спросил я, пряча за спину руку с ножом. — Зачем ты вернулся?

Он понял все. Он все прочел в моих глазах. Кем-кем, а уж дураком он не был.

— Я другой теперь, брат, — сказал он, — обними меня.

Говорил он искренно, вернее, искренно лгал. Я не верил ему.

— Тебе всегда было легко обмануть отца, — шепотом произнес я, — но меня тебе не обмануть.

Я занес нож для удара. Глаза его округлились, но он даже не поднял рук, чтобы защититься.

— Брат мой, брат…

Я не стал его слушать. Я ударил его. Потом я вылил из лампы масло и поджег дом. Я ушел, как был, не взяв с собой ни золота, ни даже ножа, так и оставленного мной в сердце брата.

Как я узнал позже, при пожаре вместе с двумя десятками слуг сгорел и отец…

Мужчина смолк. Взгляд его, устремленный прямо перед собой, был бессмысленным и пустым.

Гомбо вышел на воздух. Луна отсутствовала. На черную тайгу падали крупные хлопья снега.

Сколько же лет должно быть этому человеку — три, пять тысяч?

Ему вспомнился Каин с отвергнутыми Господом дарами, Вечный жид… Чушь. Просто еще один ненормальный, коими кишит Срединный мир…

Степан Юрьевич прервал чтение, посмотрел в окно и увидел дорожный знак с перечеркнутой надписью: «Еланцы». До Иркутска еще ехать и ехать…

— Правильно мы остановили шамана, — заметил Юрий Беликов. — Сплошная беллетристика.

— Да уж, на стенограмму допроса не похоже, — усмехнулся Есько.

— Ну скажите, откуда он может знать, что снилось Гомбо Хандагурову без малого сто лет назад?

— Понятия не имею, — ответил «аномальщик», — но все возможно, коли ты умеешь осмысленно ориентироваться в Бардо Сна, когда мы вспоминаем себя настоящего, даже и то, что не снилось нашим мудрецам…