— Не хороните его раньше времени. Я сейчас подойду…
— Не вставайте!
Тем временем дверь распахнулась, и в квартиру влетела запыхавшаяся Марина Младич.
— Вот, возьмите! — Она протягивала аптечку.
Все повернулись к девушке, а потому не заметили, как изо рта бесноватого поднялось легкое полупрозрачное облачко, но спустя мгновение в комнате его уже не было.
Младич вдруг пошатнулась, ноги ее подогнулись, будто она впервые в жизни надела туфли на скромных десятисантиметровых каблуках, и если бы Есько не подхватил ее под руку, она бы гарантированно оказалась на полу.
— Спасибо, Степан Юрьевич.
— Что с вами, Марина?
— Каблук, кажется, подломился… и голова кружится…
— Вас проводить?
— Не стоит.
Она сделала шаг на этих якобы подломившихся каблуках, словно новичок на ходулях, затем сбросила туфли, подхватила их и только после этого повернулась к шефу.
— Степан Юрьевич, вы не могли бы дать мне сегодня отдохнуть? Я потом отработаю… Неважно себя чувствую, да и не выспалась…
— Конечно, Мариночка, отгул вы заслужили, поезжайте домой.
Поблагодарив, девушка ушла, и в это время оставшиеся услышали голос:
— Что вы все делаете в моей квартире?
Повернулись и остолбенели, потому что тот, кого они приняли за мертвеца, стоял на ногах, опираясь на подоконник, и разглядывал в зеркальце свое покрытое волдырями, окровавленное лицо. Покачав головой, он отложил зеркальце в сторону.
— Я повторяю вопрос, — сказал он строго. — Почему вы без разрешения вломились на мою жилплощадь?
Когда Федор Барлуков покинул салон своей иномарки, он увидел, как из квартиры Вереникина выходит Марина Младич, босая, с туфлями в руке. Шла она, без всякого преувеличения, как мужик. На ее всегдашнюю женственную походку с соблазнительным вихлянием бедер теперешняя была вовсе не похожа.
Увидев сослуживца, она бросила короткий «привет» и решительно направилась к своему навороченному авто.