— Во сне возможно все…
А молодой бурят, продолжая разматывать с трупа материю, казалось ни к кому конкретно не обращаясь, вдруг заговорил спокойным, даже бесцветным голосом:
— Я умирал, а затем хоронил сам себя тысячи и тысячи раз по всем мыслимым и немыслимым обрядам всех религий и сект. Так хоронят своих покойников в высокогорном Непале.
— Вы Гомбо Хандагуров? — спросил смолкшего мужчину Иван, но тот даже головы не повернул в его сторону.
Тот же вопрос повторила Джина, и бурят посмотрел на нее с улыбкой.
— Здравствуй, Джина, ты уродилась красавицей, правнучка.
— Вы знаете имя, которым называют меня только друзья, — констатировала удивленная девушка.
— Я знаю все о тех, кто попадает в мой сон. — Гомбо усмехнулся. — Например, в тебя, девочка, влюблены трое сверстников, но ты со временем полюбишь другого мужчину, родишь ему детей и будешь жить долго и счастливо, если, конечно, переживешь грядущее лунное затмение.
— А я его переживу? — заволновалась Джина.
— Не знаю, — ответил ее прадед, — этого пока не знает никто. Все будет зависеть от того, насколько удачно вы будете действовать, ты сама в том числе.
— Ясно.
Пророчество девушку не порадовало. Дядя шаман ее в свои планы не посвящал, но Джина вовсе не была уверена, что у него есть хоть какой-то план, кроме пассивной обороны дома с помощью заклинаний и камлания. О том, что поделывают следователь с «аномальщиком», она вообще была не в курсе. Словом, девушка, прикинув, посчитала минимальными шансы противостоять могущественному духу заарина. Радужная перспектива…
— Грифы. — Гомбо уже стоял, глядя в небеса, в руке сжимал нож с широким блестящим лезвием.
Джина проследила за его взглядом и тоже увидела птиц, много птиц. Кружась над площадкой, они приблизились настолько, что можно уже было различить и мощные клювы, и голые длинные шеи с характерными перьевыми воротниками.
— Они ждут, — продолжал Гомбо, — они знают, что будет дальше.
— Что? — спросила Джина.
— Священные могильщики-грифы съедят всю плоть до последней крошки, и тогда, возможно, покойный обретет просветление и вырвется из порочного круга сансары. — Гомбо повернулся к правнучке: — Лучше бы тебе отвернуться и не видеть этого.
— Ерунда, у меня крепкие нервы, — слукавила Джина, а ее прадед, усмехнувшись, встал на корточки перед своим трупом и, размахнувшись, одним ударом тяжелого ножа отсек ему голову. Джина вскрикнула, и Гомбо посмотрел на нее.
— Я же просил отвернуться, — сказал он, — дальше будет хуже.
Джина и представить не могла, что может быть хуже. Едва сдерживая желудочные спазмы, она подняла голову и стала смотреть на падальщиков, сужающих круги, которые тоже взгляд особо не радовали. Иван же, напротив, с окаменевшим лицом принялся наблюдать за малоприятными действиями Гомбо. А тот расчленял труп на мелкие составные, не переставая при этом говорить: