— Что?
— А что, разве не так ты поступаешь, как только становится трудно? Не так? Не прячешься, чуть что?
Она отставила посуду, стянула с рук резиновые перчатки и, глядя ему в лицо, дрожа от собственной смелости, произнесла слова, которые никогда раньше не смогла бы произнести:
— И с Нанной ты был такой же!
— Что ты несешь?
— У тебя никогда не было на нее времени, когда она хотела поговорить. Ты уходил в свой гараж. Или с Вагном потрепаться. Что, я не права?
— Нет. — Он сделал шаг по направлению к ней. — Не права.
Пернилле сникла, отвернулась к тарелкам. Мальчики ушли гулять с Лоттой. Хорошо, что их нет дома.
— Тогда почему у нее было столько секретов? Как так вышло, что мы ничего не знали о ее жизни?
— Потому что ей было девятнадцать лет! Ты бы хотела, чтобы твои родители знали, что ты делала, когда тебе было столько же? И кроме того… Вы с ней были неразлучны, как будто приклеены друг к другу.
— Тебя же никогда не было рядом.
Львиный рык, полный муки и ярости.
— Я работал. Зарабатывал деньги, чтобы платить за ее недешевую гимназию. Чтобы купить все это. Это ты разрешала ей делать все, что вздумается: гулять где-то по ночам, возвращаться бог знает когда, и не спрашивала с кем и почему.
— Нет, нет.
— Да! И тебе было все равно.
От обиды и злости слезы выступили у нее на глазах.
— Как ты можешь говорить такое? Как ты смеешь? Пока ее не было, я глаз не могла сомкнуть.
— Много пользы от этого.
— По крайней мере, я не орала на нее.
— И вот что мы получили! — Тайс Бирк-Ларсен взмахом обвел пустую кухню. — Вот что у нас осталось…