— Что еще вам нужно? — взорвалась Пернилле. — Вы же говорили, что она была в его квартире, потом в гараже.
— Мы все еще проверяем факты.
— А если вы больше ничего не найдете? После всего…
— Я вам объясняю: следствие не закончено, — сказала Лунд. — В деле ощутимый прогресс. Я понимаю…
— Не смейте говорить мне, что вы понимаете! — Она стояла посреди кабинета неподвижно, несгибаемо, грозя пальцем, как учитель, как мать. — Не смейте. Не говорите, что вы понимаете.
Снова дома. Снова у раковины, маниакально перемывая уже вымытую посуду, вытирая безукоризненно чистые поверхности.
Он вернулся, сел у стола молча.
В их маленьком квартале округа Вестербро он был кем-то вроде короля. Соседи приходили к нему пожаловаться на местных хулиганов, даже иммигранты порой стучались в дверь и умоляли Бирк-Ларсена дать совет. Когда Нанна была совсем малышкой, лет пяти-шести, она отыскала где-то на улице мальчишку-индийца и сделала маленького темноглазого оборванца своим первым другом. Его звали Амир.
Пернилле помнила, как они вдвоем, держась за руки, хихикали в коробе велосипеда, когда она возила их по улицам. Помнила, как Тайс разобрался с парочкой местных отморозков, когда те стали задирать Амира. Разобрался жестко, в своей манере, но это сработало.
Амир, которого защищал Тайс. Этот мальчик так и остался с ними, на снимке, залакированном вместе с другими на столешнице, так и ехал куда-то с Нанной в алом коробе «Христиании».
С Нанной…
— Они достанут его, — сказал он наконец. — Рано или поздно.
— Ты что, не знаешь, как они работают? — Она с грохотом поставила стопку тарелок в шкаф. — Про тебя они так ничего и не узнали. Ни разу…
Его лицо потемнело от гнева. Он поднялся, встал напротив нее:
— Я подвел тебя? Скажи, я плохой муж? — Его глаза были полны боли. — Плохой отец?
— Этого я не говорила. Я только сказала, что ты лучше других знаешь, как они работают. И не проси меня верить им.
Он обнял ее за талию. Она вырвалась из его рук.
Бирк-Ларсен чертыхнулся, сорвал с вешалки куртку, оделся:
— Я поехал делать ремонт.
— Давай. — Она снова сложила тарелки в раковину. — Давай, иди в свой проклятый дом, спрячься там.