Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

22
18
20
22
24
26
28
30

— Как ты себя чувствуешь?

Он не ответил.

— Врачи сказали, что у тебя сотрясение и перелом руки. Машину можно выбрасывать. Тебе повезло.

— Повезло?

— Да, крупно повезло. Ты же не спал сколько…

— Я так разозлился на тебя. Решил, что с меня хватит. И поехал домой. Господи…

Лунд не могла понять, что это с ней: глаза странно защипало, мысли разбежались. Неужели она собирается заплакать?

— Я не знаю, почему я такая, — тихо проговорила она. — Прости меня. Я ничего не могу поделать с собой. Иногда…

Рука Бенгта оторвалась от одеяла, накрыла ее ладонь. Их пальцы сплелись. Тепло. Близость.

— Я прочитал твои материалы. Это преступление совершено не в приступе страсти. Оно необычно.

— Потом поговорим об этом, — сказала она, понимая, что хочет продолжать.

— Возможно, у него есть какой-то метод, — размышлял Бенгт, закрыв глаза.

— У нас было такое предположение, но мы не смогли найти в старых делах ничего похожего.

— Если у вас нет аналогий, это не значит, что подобного никогда не было. Он сбросил Нанну в воду. Ты видела это место: отдаленное, пустынное. Может, были и другие жертвы, просто их никто не обнаружил.

— Давай потом, Бенгт.

— Нет, — сердито возразил он, теперь глаза его были открыты, — ты не знаешь, что значит это слово. Поэтому я говорю тебе это сейчас. Его возбуждает мысль, что только он и девушка знают, как и где наступит конец. Для него это и есть интимная близость. Почти любовь.

— Потом, — повторила она и включила телевизор.

Они вместе посмотрели новости. Букард сообщил прессе о том, что Кемаль невиновен, что он попал под подозрение в результате трагического совпадения. Не было сказано ни слова о том, что полицию ввели в заблуждение.

Так уж устроен мир. Ты или прав и герой, или ошибся и злодей. И между двумя этими ипостасями нет остановки на полпути, нет никакой промежуточной зоны. Во всяком случае, по мнению средств массовой информации. Черное или белое, и все.

И то же самое в политике, думала она, глядя на повтор сюжета о теледебатах Хартманна и Бремера. Ничто не изменилось в их словах, жестах, выражениях их лиц. Только раньше казалось, что Бремер выглядит предпочтительнее: и держится увереннее, с чувством собственного превосходства, и глаза горят победным огнем. Теперь те же кадры производили обратный эффект: вальяжность Бремера граничила с самодовольством и легковесностью, а неосторожная и на первый взгляд необоснованная защита учителя его оппонентом свидетельствовала об отваге и дальновидности Хартманна.