В этот момент в кармане пиджака Кристенсена затрезвонил телефон. Он достал его, глянул на дисплей.
— Это Хартманн тебя заставил?
— Тут вирус, — промямлил Вебер и попытался проскользнуть к выходу.
И получил еще один тычок под ребра, пинок по голени. Кристенсен схватил его за лацканы и потащил вглубь помещения. Вебер с тоской глянул на дверь — никого.
— Не дури мне голову! — орал на него Кристенсен.
И вдруг шаги в коридоре.
Вебер вырвался, поковылял к двери, наконец выбрался из темного кабинета на свет, засеменил прочь. За его спиной вновь раздалась трель телефона и затем сразу тихий, испуганный голос Кристенсена, отвечающего на звонок.
Мортен Вебер замер. Он пришел в кабинет с папкой в руках — она была ему нужна в тот момент как предлог, но документы внутри нее были важными. Конфиденциальными даже. Теперь они там. А Кристенсен — наглый, самонадеянный юнец. Задира на детской площадке и в то же время чья-то марионетка.
Медленно, осторожно Вебер прокрался обратно в кабинет.
Кристенсен стоял в углу, спиной к двери. По голосу было понятно, что он напуган до смерти.
— Нам нужно встретиться. Ради бога! Что мне говорить?
Вебер пробирался вперед, к забытой папке, и при этом слышал каждое слово.
— Они проверяют мою зарплатную ведомость. Они хотят знать, кто и почему платит мне сверх ставки. Вы должны что-то сделать.
Папка так и лежала на столе. Вебер понял, что у него есть все шансы забрать ее и уйти незамеченным.
— Черт, мне нужна помощь! — визгливо крикнул Кристенсен. — Нет. Нет. Или я поговорю с ним лично, или все им расскажу. Я не собираюсь садиться из-за него в тюрьму.
Мортен Вебер взял папку и остался стоять. Олав Кристенсен повернулся, увидел его и умолк.
Опустил телефон в карман.
За всю свою долгую карьеру в политике Вебер еще ни разу не видел в помпезных интерьерах ратуши такого испуганного человека.
— С кем вы говорили?
Кристенсен как будто проглотил язык.