Мать смотрела, как она ест, сколько съедено, сколько оставлено.
— Да, знаю. Бенгт звонил сюда, — сообщила она. — Сегодня днем. Тебя искал.
Лунд уронила голову и выругалась:
— О, черт. Ты ведь не сказала ему, что я останусь здесь до пятницы?
— Конечно сказала! Не могла же я обманывать человека!
Лунд отодвинула тарелку, достала из холодильника пиво, ушла в свою спальню и набрала номер.
Бенгт Рослинг не сердился. Никогда. Это было не в его характере. Или ниже его достоинства. Лунд так и не разобралась до конца.
Они поговорили о новоселье и о полярной сосне, о всяких пустяках — в общем, вели себя так, будто ничего не случилось. Будто все в порядке.
Он не знал, что, пока они беседовали, она смотрела новости на своем ноутбуке. Звук она приглушила. Говорили только о Хартманне.
В пятницу она будет в Швеции. С Марком. Несколько дней у них погостит ее мать. Начнется новая жизнь. Прошлое останется позади: Копенгаген и Карстен, удостоверение инспектора отдела убийств.
Ей стало легче после разговора с Бенгтом. Она положила телефон, чувствуя себя счастливой. И тут же вспомнила,
Бенгт, она была уверена в этом. Поэтому она ответила на звонок и произнесла слова, давшиеся ей не без усилия:
— Я люблю тебя.
— Ого! Я польщен.
Майер. Судя по шуму, за рулем. Мысленно она увидела, как машина несется сквозь черный дождь, на пассажирском сиденье чипсы, сигареты и пакетик жвачки.
— В чем дело?
— Сами просили, чтобы я позвонил насчет больницы! — изобразил он обиженного. — Люнге был там в пятницу.
— Как долго?
— С вечера и до семи утра. Этот идиот, оказывается, наркоман. Намудрил что-то с метадоном.
На мониторе появился крупным планом Троэльс Хартманн — готовый ударить какого-то языкастого журналиста. Оказалось, этот симпатичный политик сорвался из-за простого вопроса: не утаивал ли он информацию ради победы на выборах. Надо же. А она считала Хартманна спокойным и разумным человеком.