Мы обнялись, слабые, как дети, с восторгом ощущая дружескую, человеческую близость, обоняя запахи страдания и стойкости. У него в глазах были слезы.
— Это и вправду ты, — прошептал он. — Мне это не снится.
— Давай сядем, — предложил я. — Ноги почти меня не держат.
Если честно, то это он не очень твердо держался на ногах, опираясь на меня как на костыль. Он с удовольствием сел.
— Расскажи о себе, — попросил я.
— Какое-то время я поддерживал форму. — Он похлопал себя по ноге. — Делал отжимания и прочие дурацкие упражнения. Но вскоре начал валиться с ног от усталости. Меня пробовали пичкать галлюциногенами. Мне и теперь невесть что мерещится прямо наяву.
— А меня усыпили каким-то снотворным.
— Нет, не наркотики — совсем другое дело. А еще есть автоматический шланг. Меня, по-моему, раз в день обливали. Вода ледяная! И, кажется, я ни разу не успел обсохнуть.
— Как ты думаешь, сколько времени мы здесь находимся?
«Неужели я выгляжу таким же больным, как он? — думал я. — Не может этого быть!» О падении с вертолета он не упомянул. Я решил об этом помалкивать.
— Слишком долго, — ответил он. — Просто чертовски долго!
— Ты же всегда говорил, что для нас готовят нечто особенное. А я тебе не верил, прости господи!
— Я не совсем это имел в виду.
— И все же они интересуются именно нами.
— То есть?
В тот момент моя смутная догадка переросла в уверенность:
— Ну, когда наш часовой в ту ночь заглянул в палатку, у него в глазах не было удивления, а страха и подавно. По-моему, те двое знали обо всем с самого начала.
— Чего же они, собственно, от нас хотят?
Я посмотрел на него. Он сидел уткнувшись подбородком в колени.
Мы являли собой жалкое зрелище: полуживые, изможденные, покрытые нарывами, болезненными, как укусы голодных летучих мышей-вампиров. Пересохшие рты изъедены язвами. Волосы выпадают, зубы шатаются. Но силы у нас еще оставались. Одного я никак не мог понять: почему нас посадили вместе, если поодиночке мы оба были уже близки к тому, чтобы не выдержать и сломаться?