Прах и тень

22
18
20
22
24
26
28
30

Холмс был уже на полпути к выходу, когда я нагнал его. Широким шагом он словно компенсировал еще не до конца преодоленную после болезни слабость. Я слишком хорошо знал своего друга, чтобы надеяться услышать сейчас от него хотя бы одно слово. Но, к моему удивлению, этот исхудавший за время болезни человек произнес целую речь:

— Я не позволю забавляться с собой подобным образом! Каких только низостей он и без того не совершил! И все же отправка консервированного человеческого органа лондонской королевской почтой превосходит всякое воображение. Словно мерзавец задался целью вогнать последний гвоздь в гроб нашего расследования!

— Друг мой, что вы имеете в виду?

— У нас уже собрано множество улик, одно за другим приходят послания, словно пропитанные кровью, а этот негодяй раскрыл свое лицо не больше, чем когда вогнал нож мне в плечо! — с отвращением говорил Холмс. — Мы знаем лишь, что это препараторский нож, шестидюймовый, с обоюдоострым лезвием.

— Холмс, — возразил я, обеспокоенный этим взрывом эмоций, — вы сделали все, что только можно ожидать…

— …от Грегсона, Лестрейда — да любого из этих нелепых простаков, избравших своим поприщем службу в полиции из-за того, что они слишком слабы для тяжелого физического труда и недостаточно богаты, чтобы купить себе патент на офицерское звание!

Я был настолько ошеломлен его горячностью, что сумел сказать лишь:

— Но все-таки мы продвинулись в своем расследовании.

— Мы словно увязли в зыбучем песке! У нас нет ничего — ни отпечатков обуви, ни ярких черт характера. Мы с уверенностью можем сказать лишь, что он любит красть вырезанные органы и наслаждается моими сигаретами!

— Холмс, куда мы идем?

— Расплатиться с долгами, — огрызнулся он, и я не услышал больше от него ни одного слова целых двадцать минут, которые понадобились нам, чтобы дойти от Майл-Энда до оживленной артерии Уайтчепел-роуд, а затем по целой веренице улиц — до зеленой двери в запачканной сажей кирпичной стене.

Холмс резко постучал и зачем-то принялся слегка похлопывать набалдашником трости по своему высокому лбу.

— Кто здесь живет, Холмс?

— Стивен Данлеви.

— Что вы говорите! Бывали здесь раньше?

Он взглянул на меня, и в глазах его была такая боль, что я счел за лучшее отложить дальнейшие расспросы на будущее.

Неряшливо одетая особа средних лет в тщательно закрепленном булавками капоре открыла дверь и посмотрела на нас с чопорностью давно утратившей всякие надежды старой девы.

— Чем могу вам помочь, джентльмены?

— Мы хотели бы видеть вашего квартиранта Стивена Данлеви.

— А кто вы такие?