— Именно. Послушал бы ты ее по телефону. Голос настоящей шлюхи. Призналась, что он очень тяжело переживает по этому поводу, но ей, мол, наплевать.
— Вот ведь бедолага, — пробормотал Вольфсон. — А мы своими допросами только еще больше накачали его.
— Ага. В общем, я думал, что тебе это может быть интересно. Думаю, больше о Чарльзе Миллере ты никогда не услышишь.
— О’кей, Сай. Спасибо.
Он повесил трубку и пошел к дверям, выходившим на Пауэл-стрит. Что ж, по крайней мере все выяснилось. Вот почему Миллер казался таким безвольным и отрешенным, даже когда его везли в полицейский участок.
Снаружи у тротуара начинала образовываться толпа зевак. Останавливались машины, люди выбегали из близлежащих магазинов. Охваченный любопытством, Вольфсон поднял голову и посмотрел на широкий каменный карниз, где-то далеко наверху опоясывавший здание гостиницы. На нем стоял Миллер и молча глядел на толпу внизу.
Только теперь Вольфсон понял, зачем этому человеку понадобился номер на двенадцатом этаже.
Дуглас Фарр
За каждое зло
Каждый, кто в тот вечер оказался свидетелем произошедшей в баре Сэма Джессапа потасовки не затруднился бы определить в стычке правого и виноватого — достаточно было лишь сравнить их габариты. Маленький человек обычно выступает пострадавшей стороной, оказываясь жертвой несправедливости и автоматически перетягивая симпатии очевидцев в свою пользу.
Росту в Чарльзе Эймсе было примерно метр шестьдесят пять, а весил он чуть больше пятидесяти килограммов. У него были маленькие тонкие руки и столь же неказистые кулаки. И вообще с таким заостренным носом, как у него, в драку лучше не ввязываться. Невзрачная комплекция, желтоватые взлохмаченные волосы и невинные голубые глаза скорее подходили бы для подростка, хотя Чарльзу уже стукнуло тридцать восемь.
Напротив, Фрэнк Кэстен имел внешность настоящего мужчины: он был большим, широким темноволосым, с громадными лапищами и плоским носом откровенного забияки. Характер соответствовал наружности.
Никто толком не помнит, как все началось, тем более Чарльз Эймс. Чарли заглянул в бар Сэма после окончания работы в банке — он обычно так делал. Не слишком предосудительная привычка, если учесть, что Чарли был холост. Как и всегда, он выпил свой неразбавленный двойной бурбон, после чего все превратности минувшего дня в банке стали потихоньку терять свою горечь и перемещаться в область несущественного прошлого.
Затем в баре появился Фрэнк Кэстен, заслонил для Чарли весь горизонт: Фрэнк, как нарочно, встал у стойки рядом с Чарли и принялся изливать свои беды и невзгоды.
Сначала Фрэнк пожаловался на своего парня. Ему уже пятнадцать лет, а толку от него ни на грош. Учиться не хочет, родителей ни во что не ставит, а, кроме того, без разрешения и прав гоняет на отцовской машине. Ну как прикажете быть с подобным оболтусом? Без приличной взбучки не обойтись!
Видимо, последнее и вызвало реплику Чарли:
— Детей бить нельзя.
При этом Чарли не имел в виду сына Фрэнка, а просто вспомнил, какую трепку порой задавали ему родители. Старый ремень для правки бритв не раз прохаживался по его тощему заду, и эта постыдная процедура неизменно проходила в ванной.
Однако Фрэнк принял это замечание на свой счет. Он уставился налитыми кровью глазами на Чарли.
— А тебя кто спрашивал? — угрожающим тоном спросил он.