Записки из Города Призраков

Аннабель вновь подпрыгивает, открывает дверь на щелочку, протискивается в нее, шепчет на прощание: «Пока», – и захлопывает дверь.

Мы стоим на крыльце и смотрим на закрытую дверь; запах сладкой акации – она обрамляет лужайку перед домом – внезапно становится прогорклым и удушающим.

Пять дней, и ничего не сделано. Пять дней, а я ни на шаг не приблизилась к тому, чтобы помочь Штерну… или моей маме. Остин обнимает меня за талию и ведет к автомобилю. Я ему позволяю: у меня нет ни воли, ни энергии шагать самой.

Мы сидим в автомобиле, в самом конце подъездной дорожки к дому Мариэтты Джонс. Почти шесть часов. Предвечерний свет вливается в окна, уже не такой яркий.

– Как я понимаю, шины тебе проколола не она, – говорит Остин.

Я закрываю глаза, приваливаюсь головой к окну.

– Наверное, нет. – Путь от двери до автомобиля Остина выжал из меня последние силы.

– Так может… кто-то от нечего делать?

– Нет. Не думаю, что это случайность. – Я подтягиваю колени к груди. Остин не орет на меня, требуя, чтобы я убрала ноги с сиденья.

– Почему? Что происходит, Тайт? Выкладывай.

Я вздыхаю, глубоко, и выжимаю из себя слова:

– Это связано с моей мамой.

– Да, ты это уже говорила.

– Все это дерьмо повалилось, как только… – я удерживаюсь от упоминания Штерна, – …как только я начала думать, что, возможно… возможно, она этого все же не сделала. Как только я начала копаться в ее деле, у меня появилось ощущение… будто за мной кто-то наблюдает… или что-то. – Я смотрю на него; внезапно в голове сверкнула новая мысль: «Включая тебя. Такой говнюк… и вдруг захотел встречаться со мной». – И все твердят мне, что я должна перестать копать, отступиться. Словно… словно происходит что-то еще. Что-то большое.

– Подожди, подожди… давай разберемся. Ты думаешь, есть шанс, что Мариэтта Джонс убила этого парня, а не твоя мать? – Он проводит рукой по ручке переключения скоростей. – И все пытаются… прикрыть ее?

«Этого парня». Тут я напоминаю себе: Остин же знать не знал, кем был Штерн.

– Ты слышал, что сказала ее сестра? Они должны быть лучшими, или пеняйте на себя. Я хочу сказать… кто знает, на что она могла пойти. Она уже едва не убила какого-то скрипача. Может, она кого-то наняла. Может, те люди, которых она наняла, чтобы грохнуть Штерна, теперь проткнули колеса моего автомобиля. – И пока я говорю, мне уже представляется, что именно так все и было. – Может, нет у нее никакой депрессии. Может, она ее изображает, потому что боится меня. Вдруг я подобралась слишком близко? Она же прячется, ты сам видел.

– Прячется? – Остин качает головой. Морщится, словно глотнул лимонного сока, и я знаю, что за этим последует. – Со стороны все это выглядит странно. – Я открываю рот, чтобы запротестовать, но он останавливает меня. – Сначала выслушай. – И тянется к моей руке. Я не собираюсь уступать, но каким-то образом ничего не могу поделать с собой: словно он зачаровал меня прикосновением, теплом, лимонным ароматом одеколона. – Мой отец нанял лучшего адвоката в городе, – мягко продолжает он своим обволакивающим голосом, ненавязчиво уговаривающим: «Позволь мне тебя раздеть». – Если бы существовал хоть малейший шанс, что она невиновна, если бы существовала хоть одна юридическая лазейка вытащить ее из тюрьмы, даже при условии, что она это сделала, твоя мать сейчас была бы на свободе. И если лучший адвокат Майами ничего не может поделать, значит, и ты ничего не добьешься.

– Видишь, о чем я? Почему все отговаривают меня? – фыркаю я. Настроение у меня мрачное, я чувствую себя совершенно беспомощной.

– Потому что мы воспринимаем ситуацию со стороны, а ты – нет. – Остин поворачивает ключ в замке зажигания, автомобиль трогается с места. – Все остальные видят то, чего не хочешь увидеть ты: тебе надо отступиться. И поверить: если все, кого ты знаешь, твердят одно и то же, возможно, правда на их стороне, а не на твоей.