Записки из Города Призраков

Вино настраивает меня на дружеский лад, развязывает язык. Я откидываюсь на спинку стула и честно признаюсь:

– Пока еще нет. Но чувствую, что приближаюсь к пониманию случившегося. И знаю, что все пытаются убедить меня отступиться, но я пока не готова. Совершенно не готова. – Я пожимаю плечами, смотрю на Теда, который стоит рядом со стулом Клер. – Сдаваться я не собираюсь. Я знаю, что она этого не делала. Точно знаю.

– Дерьмо! – вскрикивает Тед, отпрыгивает назад: он случайно перевернул стакан Клер, и вино теперь везде, даже на его накрахмаленной белой рубашке. К счастью, на Клер не попадает ни капли. – Черт побери! – Вино расползается по рубашке, как чернила по снегу.

– Успокойся, Тедди. – Клер уже встала и берет салфетку, чтобы смочить в раковине и принести ему. – Завтра отвезу в химчистку. – Другую салфетку она кладет на стол, и я вижу, как та впитывает темную жидкость, словно жаждущее растение.

– Она совершенно новая, – ворчит Тед, вытирая пятно мокрой салфеткой. – Господи, Клер… Неужели ничего нельзя сделать? Разве у тебя нет какого-нибудь пятновыводителя?

Остин смотрит на меня и закатывает глаза. Его мать встает из-за стола, вздыхает и исчезает из кухни; идет, как я понимаю, в чулан, набитый чистящими средствами, которые использует приходящая прислуга. Тед тяжело вздыхает, смотрит на Остина, потом на меня. Какое-то время все молчат: вслушиваются в шебуршание Клер.

– Тед, – наконец не выдерживает Остин, – ты будешь доедать макароны или…

Все еще раздраженный, Тед смотрит на стол, на испачканную виной рубашку, потом говорит: «Бери, Ос», – и пододвигает тарелку Остину. Делает глубокий вдох – и разом превращается в сдержанно-уверенного Теда Оукли, которого я знала всю жизнь. Теда Оукли, который знает, как и что надо сделать. Теда Оукли, который сразу скажет, кому позвонить. Забавно, конечно, но в этот самый момент в его кармане звенит мобильник. Тед его достает, смотрит на дисплей, вздыхает, потирая голову.

– Придется принять этот звонок. – Он виновато улыбается. – Надеюсь, ты простишь меня, Оливия. Клиенты. Манеры – это не про них. Настоящие варвары – звонят, когда все обедают. – Он встает, прежде чем Клер успевает вернуться с пятновыводителем. – Я так рад, что ты сумела заскочить к нам. Всегда приятно тебя видеть. Заезжай в любое время, хорошо? Обещаю, в следующий раз обойдемся без пролитого вина и взрыва эмоций.

Он идет к своему кабинету. Я слышу, как закрывается дверь.

– Извини. – Остин пожимает плечами. – Обычно он не срывается, особенно перед другими людьми.

С минуту я сижу молча, только мну в пальцах салфетку. Потом взрываюсь:

– Тогда почему устроил?

Остин резко поворачивается ко мне.

– Что?

– Тед. Почему, ты думаешь, он сорвался? Я хочу сказать… Я начала говорить о слушаниях, и тут…

– Я говорил тебе. Последние пару недель он очень напряженно работает… Ты понимаешь, огромные деньги стекаются в «Елисейские поля». Да и с мамой проблемы.

– Ох, – у меня начинает крутить живот. – Это плохо.

– Он справится, – говорит Остин, и я ощущаю его дыхание, очень, очень близкое к моей коже. И пахнет от него хорошо: сладостью вина, с легкой перчинкой. Лимонный одеколон кружит голову, вызывает легкую сонливость.

Я поворачиваюсь к часам над плитой: почти восемь. Поздно. Папа, наверное, не находит себе места: раньше я отключила телефон, чтобы защититься он бомбардировки эсэмэсками, устроенной Райной. Он, скорее всего, предполагает, что я уже мертва.