Несколько мертвецов и молоко для Роберта

22
18
20
22
24
26
28
30

Хорошо хоть, что скоро одной девочке сделалось плохо, и она, к нашей радости, свалилась в обморок. Только тогда-то Ю. А. наконец разрешил нам сесть, а сам побежал по кабинетам искать нашатырь. Девочку откачали и отправили домой, а нам пришлось еще часа четыре слушать стариковские бредни. Потом Ю. А. предложил задавать вопросы, но всем эта история настолько надоела, что никто ничего и спрашивать не стал, а Вовчик Лизунов, вот молодец, как только мы вышли из читального зала, принялся орать во все горло «Хенде хох! Рус сдавайся!» и изображать, как он строчит из пулемета, и хоть это нас немного повеселило, потому что домой расходились мы затемно, голодные и злые. Вдобавок у меня невыносимо болела спина. Как сейчас это помню.

— Чтоб у тебя колеса лопнули и движок стуканул? — сделал я бывшему классному руководителю еще одно пожелание, а потом стал допивать свой чай.

3

Я собрался залезть в ванну, когда вдруг раздался условный стук в дверь. Я снова накинул халатик, который уже успел сбросить на пол, и пошел отпирать, решив, что это вернулась тетя — может, забыла что-нибудь сказать.

Кого не ожидал увидеть, так это его. Соперника. Красавца. Бизнесмена. Голубоглазого брюнета. Под его модным пиджаком, в кармане которого валяется мобильный телефон, скрывается красивое мускулистое тело, а не тощая грудь, заляпанная спермой и кровью.

Я так опешил, что и слова сказать не мог. Он, видимо, при виде моей лысой башки тоже растерялся, потому что долго молчал, затем наконец-то произнес:

— Можно?

— Входи, — ответил я как можно грубее и небрежнее. Все-таки не родственник, чтобы с ним церемонились.

Он вошел, а я не стал закрывать дверь. Он понял, чего я жду, и прикрыл дверь сам, печально добавив, что пришел один.

«Один? — подумал я. — На кой черт ты мне сдался? О чем мне с тобой говорить? О том, как ты, подлец, укравший мою единственную и неповторимую, занимаешься с ней любовью? А может, не тратя времени на пустые разговоры, лучше убить тебя, зарезать? Потом затащить в ванну, расчленить и спустить мелкие кусочки красивого тела в унитаз, а кровь скормить пауку… Пожалуй, это неплохая идея…»

Я представил, как набрасываюсь коршуном на этого негодяя и всаживаю ему в грудь по рукоятку самый большой кухонный нож. Кровь хлещет фонтаном, а он умоляет меня о пощаде, опускаясь на колени и закрывая руками лицо, — он жалок, он трепещет от страха и не смеет взглянуть в глаза смерти. Его мольбы меня не трогают, и я продолжаю безжалостно наносить свои удары, до тех пор, пока жизнь не покидает это жалкое тело, плавающее в луже крови.

Представить, как я затаскиваю труп в ванну и под наблюдением паука начинаю бездарно разделывать его, я не успел, потому что этот голубоглазый брюнет, живой, с мобильником в пропасти своего бездонного кармана, бесцеремонно подтолкнул меня.

— Может, пройдем на кухню… Неловко разговаривать в прихожей.

Я передернул плечами, как от голода, потому что от его прикосновения мне сделалось нехорошо. Потом посмотрел на него презрительно и свысока, как бы говоря: «Еще одно прикосновение — и мне действительно придется тебя убить».

Он спокойно выдержал мой взгляд, мне даже показалось, что он насмешливо ухмыльнулся, а потом сказал:

— Так как?

— Чем обязан? — в свою очередь спросил я. Разговаривать с этим типом мне не хотелось, но все же, подумал я, видимо, придется.

На мой вопрос он ответил загадочными словами:

— У меня для тебя есть сообщение. Очень важное…

На кухне он бесцеремонно попросил налить ему чаю, и, пока я ставил на плиту чайник и зажигал газ, он не менее бесцеремонно пробрался в комнату и стал перебирать видеокассеты. Наверное, он волновался, потому что перебирал их быстро, суетливо, — мне показалось, он что-то ищет. Возможно, мне это только показалось.

Он, увидев, что я стою в дверях и презрительно наблюдаю его возню, нисколько не смутился, оставил в покое кассеты и опустил свою красивую голубоглазую задницу на тахту.