– Приехали? – спросила Кейт, но осеклась, увидев пистолет в руке у цыгана.
Небо уже начало светлеть, когда Балан отвел ее и О’Рурка от машин. Здесь уже стояли кружком остальные цыгане. Их темные фигуры казались необъятными из-за овчинных тулупов и шапок.
Воевода Чоаба что-то быстро говорил сыну на смеси венгерского, румынского и цыганского, но Кейт ничего не разобрала. Если О’Рурк что-то и понимал, то радости услышанное ему не доставляло. Балан резко ответил по-румынски, и пожилой цыган умолк. Затем он поднял пистолет и навел на священника.
– Деньги, – приказал он.
О’Рурк кивнул Кейт, и она подала конверт с оставшимися шестнадцатью сотнями.
Балан быстро пересчитал деньги и перебросил конверт отцу.
– Все деньги. Быстро. Кейт потянулась за сумкой, в которой за подкладкой
лежало больше двенадцати тысяч долларов наличными, когда О’Рурк произнес:
– Вам не следует так поступать.
Балан усмехнулся, и блеск его настоящих зубов выглядел более зловеще, чем золотозубая ухмылка его отца.
– Но мы именно так и поступим, – сказал молодой цыган.
Он добавил еще что-то по-венгерски, и мужчины рассмеялись.
О’Рурк прикоснулся к запястью Кейт, не позволяя ей открыть сумку.
– Эта женщина разыскивает своего ребенка, – сказал он.
Балан смотрел безразличным взглядом.
– Неосторожно с ее стороны потерять ребенка. О’Рурк сделал шаг к цыгану.
– Ее ребенок украден. Балан пожал плечами.
– Мы рома. У нас украли много детей. Мы сами украли много детей. Это нас не волнует.
– Ее ребенка украли strigoi, – сказал О’Рурк. – Priculici… vrkolak.
По кругу цыган прошло легкое шевеление, будто от реки подул холодный ветер.