Дети ночи

– Одну минуту. – О’Рурк сделал несколько глубоких вдохов, помахал руками и наклонился над сухим резервуаром. До дна было футов восемь-девять. В сложенной из камня стене виднелись щели и приступки. – Подержи свет… хорошо, вот так… отец Данилеску говорил, что вход должен быть здесь.

Кейт видела лишь камни и сухие стебли ползучих растений.

– Подержи ровно, пока я найду вход в старую сточную трубу, – сказал О’Рурк. – Потом бросишь мне фонарь и сама спустишься.

Перевалившись через край, он ощупью начал спускаться. Один камень упал на заваленное мусором дно, но О’Рурк без труда добрался до дна. Кейт светила ему, пока он карабкался по стене, а потом достал складной нож и поддел камень. Остальные пошли легче.

– Свет, – сказал он, поднимая руки.

Кейт бросила ему фонарь. Он освещал для нее приступки, пока она спускалась. Затем они присели на корточки и заглянули в дыру.

– Уф-ф-ф, – выдохнула Кейт, стиснув кулаки.

Из темноты блеснули крысиные глазки. Она услышала топот этих тварей, разбегающихся при появлении света. Луч фонаря выхватил черные лоснящиеся спинки. Сточная труба – если это была именно сточная труба – имела в поперечнике фута три, но всего через несколько ярдов, как раз там, откуда из темноты поблескивали крысиные глаза, она сужалась.

– Как мы туда полезем? – шепотом спросила Кейт. О’Рурк придвинулся ближе.

– Что хорошо, так это то, что здесь наверняка нет ни одного вьетнамца. Я пойду первым.

Он подобрал на дне резервуара палку покрепче и взял ее в правую руку, а в левой зажал фонарь. Когда он начал протискиваться через отверстие, его корпус перегородил свет.

Кейт закрыла глаза и подумала о Джошуа.

– Здесь довольно широко, – послышался напряженней шепот О’Рурка. – Отец Данилеску говорил, что ход идет насквозь. По-моему, он не ошибся. Вперед, я посвечу.

Кейт прикинула расстояние, которое им предстояло проползти. Примерно длина футбольного поля? Две трети? Тоннель казался бесконечным. Его древние своды могли обрушиться в любой момент, и никто не узнает, что они здесь были. Крысы выгрызут у них глаза. Кошмар!

– Иду, – шепнула она и вползла в отверстие.

Ужас, державший ее в тисках на протяжении ста ярдов тоннеля, можно было сравнить только с тем, что она испытала во время пожара и гибели Тома и Джули. Кейт слышала пыхтение О’Рурка, видела при свете фонаря, как содрогается от нарастающей паники его силуэт. Но остальные впечатления сводились к острым камням, грязи, суете крыс, темноте; все это усугублялось ощущением клаустрофобии, усиливающимся по мере постепенного сужения тоннеля. Иногда О’Рурк останавливался, и тогда Кейт хватала его за ногу, а если позволяло место, тянулась, чтобы подержать за руку. Но они почти не разговаривали, и чем глубже заползали в темноту, тем чаще становилось их дыхание.

– Почему здесь такая вонь? – шепотом спросила Кейт, когда они продирались через особенно узкое место, где обрушился вымощенный камнем свод сточного тоннеля. Кейт не могла представить, как они будут возвращаться по этому бутылочному горлышку. От этой мысли у нее перехватило дыхание, и она хватала воздух короткими, судорожными всхлипами.

– Крысы тут живут, – прохрипел О’Рурк. Кейт слышала их беготню по боковым проходам, которые в поперечнике были не шире ее бедра. – Если они могут дышать, то и мы сможем.

– Твой приятель-священник уверен, что здесь можно пройти?

О’Рурк приостановился.